Мы встали, и в эту минуту в зале вдруг тихо, но торжественно зазвучал государственный гимн, словно под сиденьем нашей скамейки находилась какая-то кнопка, включающая музыку - а может, так оно и было.
Мы вышли, впустив следующую пару, и Хиля вдруг сжала мою руку и сдержанно, глядя в сторону, сказала:
- Спасибо, Эрик.
- За что?
- Ты знаешь, за что, - она улыбнулась.
Комната номер семь, куда мы зашли с талончиком, оказалась неожиданно светлой, нарядной, с подсвеченным лампочками стеклянным прилавком и веселой служащей в красном костюме и красных же лаковых туфлях.
- Пожалуйста! - она забрала бумажку и с улыбкой обвела рукой разложенное под стеклом золото. - Выбирайте. У нас четыре модели, но вот этой, - острый алый ноготь указал на тонкое кольцо с "алмазной гранью", - есть не все размеры.
- Я такие не хочу, - Хиля склонилась над прилавком и завороженно рассматривала красивые вещицы. - Возьми вот эти, гладкие. У моих родителей такие. Может, примета хорошая?..
Служащая засмеялась:
- Можете примерить.
Я не люблю выбирать что-то одно из множества подобных, но моя жена (приятно и необычно говорить о Хиле - "жена"!) взяла все в свои руки, и через десять минут мы уже покинули Семейный отдел.
- Красиво, - заметил я, рассматривая на своей руке сверкающее, новое, еще не поцарапанное кольцо. - Интересный металл - золото, верно? Раньше за него убивали. Просто за металл, за железки...
- Не знаю, - Хиля пожала плечами. - По-моему, убить можно за идею, за что-то настоящее, а не за драгоценности.
- Убивать вообще нельзя, ни за что! Странно ты рассуждаешь. Что может быть ценнее человеческой жизни?..
Дождь на улице разошелся. Мы вышли под каменный навес и смотрели, как наш шофер разворачивает машину, чтобы подъехать к дверям вплотную. Какая-то парочка в резиновых дождевиках поверх нарядных костюмов выпрыгнула из автобуса и заскакала, смеясь, через лужи, а пассажиры смотрели на них в окна и почти все улыбались, кто-то ностальгически, а кто-то и с неприкрытой завистью.
- Тебе не холодно? - я обнял Хилю за плечи, чтобы согреть. - Сейчас поедем. Все же тебе стоило надеть плащ.
Я знал, что инспектор придет для проверки уже через несколько дней, и вполне возможно, что это будет тот же человек, что контролирует родителей - так удобнее.
Я вспомнил Розу - нашего инспектора, и чуть не засмеялся. Эта толстая, смешливая, нелепая женщина с большой родинкой на правой щеке и неизменной брошкой в виде лилии на лацкане служебного пиджака начала с того, что явилась к моим родителям прямо на свадьбу и принесла подарок - не от Семейного отдела, а лично от себя - маленькую акварель с кустом сирени. Она мне нравилась, эта Роза, не слишком молодая, но бодрая и удивительно жизнерадостная, и единственным, что меня немного в ней раздражало, была ее манера приходить с проверкой слишком рано утром. Однажды, заспанный, я открыл ей дверь в шесть часов в воскресенье и долго не мог сообразить, кто это, настолько еще не проснулся.
- Папа, мама дома? - она улыбнулась мне со всей сердечностью, на какую была способна. - Извини, мальчик, я понимаю, что вы еще не встали, но и ты меня должен понять. Никого не буди - я тебе на слово поверю.
- Дома, а где им быть? - я тер глаза, стоя в пижаме на пороге квартиры и ежась от сквозняка.
- Ну, хорошо, - Роза повернулась, чтобы идти. - Спасибо, мой милый.
Я прекрасно знал, что вот это ее "поверю на слово" вовсе не означало настоящего доверия, и, стоило ей хоть что-то заподозрить, она могла войти и разбудить родителей, несмотря на ранний час и выходной день. Что делать - я знал, что такие меры оправданны.
... - О чем думаешь? - спросила Хиля, устраиваясь в машине.
- Не поверишь - о Розе.
- Знаю, знаю! - она засмеялась. - Роза - это что-то! И к нам она ходит. Ей разведчиком стать - цены бы не было.
Я тоже засмеялся:
- Значит, Роза - это наша судьба. Если, конечно, мне не удастся добиться для нас комнаты в другом районе.
Вообще-то жизнь с родителями меня вполне устраивала, но и я, и Хиля понимали, что теперь, когда мы стали семьей, все будет сложнее.
И еще я почему-то понимал, что сложности, которые нас ждут, будут связаны не только - и не столько - с родителями.
Ведь все только начинается...
* * *
Бывают в жизни человека бесконечные периоды времени, когда все часы вокруг останавливаются, а жизнь растягивается, как резина. Нет конца, например, ожиданию - так со мной бывало в детстве накануне дня рождения. Тянется время на нелюбимой работе. Но случается такое и вовсе без причины, когда обычные события вдруг спрессовываются, и ты продираешься сквозь них, не понимая, отчего же это никак не закончится...
Я увидел на столбе большие круглые часы под жестяным козырьком - они показывали начало третьего ночи. На козырьке выросла высокая снежная шапка, аккуратная, ровная, сверкающая в свете фонаря.