Белые ночи

Дом спит. Не горит даже ночник над кроватью родителей. Мерцает только бра в прихожей. На кухне обнаруживаю тарелку с печеньем, заботливо прикрытую салфеткой. Меня ждали. От этой мысли по телу расходится тепло. Хочется зажмуриться. Ем печенюшки и гляжу в окно. Ночь, густая как чернила каракатицы, настолько непривычна, что даже проведенный на юге день кажется сном. Я? Здесь? Ну бред же!

Пробираюсь в свою комнату, падаю в кровать. Но заснуть не получается: не хватает тебя, твоего дыхания, не хватает перламутра за окнами. Ночь, южная, насыщенная, слишком темна. Но и не в ней дело: воспоминания, в них вся проблема. И то, что от них никуда не деться. До того позднего утра, того жуткого и отвратительного утра я была так счастлива, как никогда в жизни. Совсем немножко, и все же – это только мое теперь.

Но кое-что прошло мимо меня. Так обидно, что мне достался только пересказ о тех днях, что я упустила от какой-то глупой обиды что ли. Мне пересказали, как был счастлив Мишка, как он все больше и больше привыкал к тебе, как тянулся, как вы дурачились. Ты даже катал его на плечах, улыбки не прятал. А что с тобой случилось, когда он впервые улыбнулся именно тебе? Ты не поверил сначала, переспросил, потом еще раз, уточнил – и сам расплылся такой же улыбкой. Неужели это не было правдой? Неужели все это – сказка? Ладно, пусть так, тогда мой побег не напрасен. Тогда у меня есть хотя бы одно чертово оправдание!

***

Оставаться в стороне от тебя при всем желании не получается. Элла Владимировна почти каждые три дня звонит, передает новости. Проклятущий интернет пестрит новостями о тебе, и «милом русском малыше». Проклинаю своё знание английского, потому что оно позволяет почти на автомате прочитывать все статьи. Ну, и фотографии! Ты необыкновенно открыт, ты позволяешь, хоть и не позируешь (этого, наверное, я бы тебе не простила никогда), ты открыл доступ. В своей манере, но все-таки доступ. Кроме того, ты почти все время в разъездах. Кто в это время с Мишкой? Кто занимается им? Кто рядом с ним, когда он тоскует по тебе? Ты в ответе за него! Разве не понимаешь? Дэниэл!

Что мне остается? Только хлопнуть с досады крышкой ни в чем неповинного ноутбука. И не тереть глаза, когда реву закрывшись в комнате.

И все-таки прятаться и сбегать не выход. Никогда им не было и вряд ли будет.

– Ты сама не своя, Ната. Что-то случилось там? – мама как всегда деликатна.

Вопрос задается спокойным тоном, в процессе нарезки баклажанов для запекания. Втягиваю аромат базилика и чеснока, которыми мы будем их фаршировать. Мне не хочется отвечать, не хочется выносить все, что было и быльем поросло. И я вполне себе могу пропустить вопрос мимо ушей. Только это будет ну как-то уж совсем по-детски.

– Все сложно – и почти умоляющим голосом добавляю, – Я, правда, не хочу сейчас это обсуждать.

Не вздыхай, мама. Разве твоя вина, в том, что твоя обожаемая доця втюрилась по уши в того, в кого никак не следовало?

На кухню заглядывает папа. И он как всегда более прямолинеен.

– Секретничаете, девочки?

Мама улыбается, а я дергаюсь. Знаю ведь: выудит он, рано или поздно все до последнего. Расколет, как орешек.

– Пап…

– Давай-давай, выкладывай! Мы же не слепые с матерью, – мама только прикрывает устало глаза, – Она себе места не находит. Тебя кто-то обидел?

– Никто меня не обижал… – а дальше все как-то само. И вот я уже сижу рядом, уткнувшись носом в папину шелковую жилетку, а слезы все катятся и катятся. Мама выключает печку, и я даже не замечаю, как она тихонько уходит с кухни.

Все сразу раскладывается по полочкам от папиных комментариев, наводящих вопросов и тезисов.

– Ну, и чего ты раскисла? Билет тебе до Лос-Анджелеса купить что ли?

– Паап! Ну что ты!

– С его, мужской точки зрения, он и сказал и сделал вполне достаточно. Вот то, что до тебя дошло по-другому – твои собственные проблемы… серьезно, ведь умная же девочка! Пойми ты, как бы там не было – его первое и основное состояние – актер, публичная личность. Вот, судя по всему, и приходится периодически вести себя соответственно. Я, конечно, не эксперт, но с чего ты решила, что «твой, личный Дэниэл» тогда закончился? Может, если бы вы, юная леди, были немного терпеливее, а не как обычно – взъерепенивались и ершились при первой же возможности…

– Он же сам, добровольно съехал. Деньги есть – а его нет! И это я еще ерепенюсь!

Я почти закипаю уже. И только папино похлопывание по плечу и мягкие объятия немного успокаивают. Не знаю, сколько еще продержусь в этом состоянии. Все ощущения упираются в одно единственно – я будто сжатый кулак, который мне своими силами ни за что не разжать.

– Но что мне-то делать? – упираюсь подбородком в папино плечо.

– Ну, во-первых, проявить немного уважения и послушать отца. Мне действительно трудно судить… – вздыхает тот, протягивая большой клетчатый платок, – Нет, милая, только не разводи сырость опять.

– А что мне еще остается?

– Идеальный вариант – сказать: осознала, исправлюсь – и повиснуть на шее.

– А если он, ну, ты понимаешь…?