Белые ночи

Документы сданы, ключ от кабинета тоже. Заявление подписано. С мамой и папой переговорено, наверное, раз сто. Процесс ответа на вопросы, как и что я там, застряет на созерцательной стадии. И мне серьёзно все равно. Мама, конечно же, начинает причитать о том, что это другая, «совсем другая страна, детка, они там совсем другие – и ты одна совсем», но папа одергивает ее. «Ты же не шовинистка какая. И потом – доча там будет не одна», спокойно произносит он. И добавляет, когда мама удаляется из поля зрения: «Познакомишь хоть?» а я даю искреннее обещание.

И вот я сижу с чемоданом. Пытаюсь охватить: зрительно комнату, мысленно – то, что здесь происходило и вообще, с чего началась эта история. И понимаю: не могу. Что же это получается, действительно, как в песне: не гляди назад, не гляди? Меня охватывает паника, она бьет сразу в оба виска – и я сжимаю голову ладонями. Дотрагиваюсь до письма и до билета, что лежит во внутреннем кармане куртки – и меня будто что-то отпускает. Не гляди назад!

Я выхожу под проливной дождь. Родная, нет, ставшая так быстро самой родной и близкой, земля провожает меня вот так – серым небом с молочно-жемчужными просветами и серебряными нитями дождя в дорогу. Даю обещание, что мы вернемся сюда, все вместе, в следующем году, обязательно летом, на весь сезон белых ночей…

Эпилог

Я провожу по мягкой ткани. Мне нравится, как она струится между пальцев, как слабый аромат вербены окутывает меня. Мои рецепторы, все до единого, вдруг в одночасье стали такими чувствительными и это ужасно странно. Думаю об этом ровно секунду и сразу же переключаюсь на другое.

Как мне не помять это чудо дизайнерской мысли в машине? Оглядываюсь через плечо: Дэн безупречен. Классический смокинг в сочетании с белой сорочкой и черной бабочкой – и вот, пожалуйста: ощутимо перехватывает дух. Такой зашибательски прекрасный мужчина и я, – сплошное недоразумение в мятом платье!

– Ты чего? – тревожно смотрит на меня мой «принц чарминг» и проводит ребром ладони по щеке, – Все в порядке?

Я украдкой кошусь на свой едва заметный живот.

– Скоро я буду размером с планету или на крайний случай с удава, проглотившего слона. А так нет, все просто замечательно, – специально улыбаюсь и продолжаю: – Боюсь подол измять. Хороша же я буду…

Дэн не уговаривал меня ехать с ним на эту церемонию. Нервничал, конечно, знатно, но держал лицо. После такой продолжительной актерской карьеры сменить площадку на кресло режиссёра – это вам не фунт изюму. Поэтому и волнение, и мандраж, и прочие дергания вполне понятны. А тут еще жена беременная! Короче, я взяла себя за шкирку – и теперь готовлюсь добровольно подвергнуть себя этой пытке быть обсмотренной, обсужденной, взвешенной и я сама не знаю что там еще.

– Ты выглядишь прекрасно, – мягко заправляя выбившийся локон мне за ухо, произносит Дэн, – И я тебя люблю.

Поднимаю руку и перелетаю наши пальцы. Смотрю в глаза. Никогда мне не надоест смотреть ему в глаза. Я отражаюсь в них гораздо более лучшей версией себя, чем есть на самом деле. Настолько лучшей, что даже умудрилась стать музой своего суженного. Ну о чем мог быть первый его фильм? О наемнике, мстящем за семью или об изгоняющем демонов алкоголике? Глядя на точеный профиль моего мужа, на густые черные брови и тайну, затаившуюся во взгляде, любой бы мог так подумать. И был бы прекрасно неправ. Это какое-то экзистенциальное чувство, сакральное и ни на что не похожее. Потому что первый фильм Дэниэла Локвуда – о любви, тайге и белых ночах…

– Ты очень красивая, – громко вклинивается Мишка в мои рассуждения. – И я тебя тоже люблю, мам.