Белые паруса

– Но без меня сумеешь ли ты сохранить свою жизнь, Айрис Морган? – светлые брови приподнялись над ещё более светлыми глазами. – Слушай меня внимательно. Выпусти меня – выпусти сейчас и забудем всё, что случилось за последние часы. Будем бороться вместе. У врага двенадцать кораблей, у нас – восемь, но у нас есть форт и пушки. Мы знаем этот остров, как свои пять пальцев. Мои люди сумеют защитить Ранерник. И нас больше числом…

– Для первой атаки – быть может. Но как только католийцы выйдут на берег, девять из десяти твоих парней сбегут. Они, как и ты, всего лишь стервятники, Дойл. Вы, парни, дерётесь за наживу, а когда следует рисковать жизнью за идею и общее благо, вы не воины. Ты же и сам знаешь, что я права.

– Если ты оставишь меня здесь, назад уже не вернёшься, – прорычал низким голосом Дойл, глядя на Айрис исподлобья, словно готовый броситься на свою добычу волк. – Никогда, Айрис! Чем бы не кончилась битва. Будь уверена в этом.

– Дойл…

Он глядел на неё выжидающе.

Напряжённо и словно предугадывая готовый сорваться с её губ ответ.

– Просто сними этот чёртов замок с петель и встань у меня за спиной, – его низкий голос отдавался даже в позвоночнике Айрис.

Черты Дойла заострились в гневе.

– А если нет, можешь не сомневаться: я тебя найду. И поквитаюсь с тобой так, как это принято в здешних краях.

От взгляда его светлых, в эту минуту почти бесцветных глаз у далеко не пугливой Айрис побежали по спине мурашки.

Дойл словно и молил, и карал в полном молчании, одними глазами и Айрис отвела взгляд, не в силах больше выдерживать эту пытку.

Когда она заговорила, голос звучал тихо и прерывисто, словно плачь:

– Когда я была совсем молоденькой девочкой, у меня был лев. Его подарили мне львёнком. Я любила его всем сердцем! Растила его. Кормила. Наблюдала, как из маленького несмышлёныша он превращается в великолепного зверя. Когда мне сказали, что он опасен, что для его же блага нужно его изолировать, я не послушала. Я верила, что он будет мне верен, потому что любит меня. Но его инстинкты оказались сильнее привязанностей. Всё кончилось тем, что мне пришлось пристрелить его.

Ты убивал много раз, Дойл. Смерть – это твоя профессия. Убивать безразличных людей непросто. Убивать тех, кого любишь… я убила зверя, которого любила и помню каждую щетинку в его шкуре. Каждую ресничку и то, как сужались его зрачки перед смертью. Я не переживу, если мне придётся убить человека, которого я люблю. А я люблю Дойл, чтобы ты не думал сейчас обо мне. И если суждено смертельной вражде трещиной пройти между нами – стреляй первым. Если считаешь это предательством – твоё право.

– Ты не купишь мира! Скорее всего, тебя убьют на этой встрече. Мать твою, Айрис! – сжав пальцами прутья решётки, Дойл изо всех сил вцепился в них, словно пытаясь разомкнуть и обрести свободу. – Выпусти меня отсюда!!!

Но человеческая сила воли имеет границы. Толстое кованное железо голыми руками никому не разогнуть.

– Я надеюсь, мы ещё встретимся. И к тому моменту, наша обида друг на друга утихнет и не будет жечь сердце так, как сейчас.

Уходя, Айрис продолжала видеть взгляд Дойла.

Она чувствовала его через темноту, через всё увеличивающееся расстояние.

И чем дальше она уходила, тем сильнее ей хотелось вернуться.

В ушах зазвучал голос отца:

«Есть вещи – они сугубо мужские. И женщинам не стоит в них влезать. Как не сумеет мужчина родить, так и женщине в этом мире на дано править государством или военной компанией. Хорошо это, плохо ли, одобряем мы или нет – неважно. Но так было и так будет, пока стоит мир. Скажу тебе больше, дочка, играю мужскую роль, ни одна женщина ещё не была по-настоящему счастлива».

Айрис прислонилась лбом к ледяной плите. С трудом удавалось удерживать слёзы. И всё сильнее хотелось послушаться Дойла.

Но времени на сомнения и раздумья не оставалось. Нужно было идти на встречу, что сама навязала врагу.

«Господи, если ты всё-таки есть, помоги. Сделай так, чтобы я сделала правильный выбор».

Айрис привыкла доверять внутреннему голосу. Он никогда её не подводил. И обычно на сто процентов совпадал с голосом разума.

Только не в этот раз.

Сейчас внутренний голос кричал, прямо надрывался о том, что Айрис не права, поступая с Дойлом подобным образом.

Ей хотелось бы отмахнуться от мысли о том, что в чём-то (да во многом, если не в большей части) он был прав. Рискованно, неоправданно и… его деньги не принадлежат ей. Распоряжаться чужим добром неправильно. Даже во имя всеобщего блага.

Но даже если бы она теперь захотела бы отступить – как это сделать?

Каролина уже в пути. Не явиться в условленное место, значит подписать ей смертный приговор. Даже с врагами, какими, по сути, женщины и были, так поступать нельзя.

«С врагами нельзя, а с Дойлом – можно?», – шептала въедливая совесть.

Возразить на это Айрис было нечего.

Она металась по длинному коридору туда и сюда в желании унять пожар в душе. Загасить тревогу.