Белые степи

– Постой, я не успела тебе сказать самое главное, сядь, пожалуйста. – У Зухры от ее серьезного тона и от предчувствия какой-то беды внутри похолодело. – Сын твой Заят ох и мастеровитым вырос, прямо загляденье! А светится-то, как солнышко, – встретишь его на улице, как улыбнется, так и жить хочется, так светло на душе становится! Как вспомнишь, каким бутузиком маленьким был, когда вы жили на кордоне. Помню, было ему годика три, когда только-только недалеко от вашего барака на открытом пригорке дала завязи лесная клубника. Заят нарвал их подряд, а они еще совсем зеленые были, и, уложив в подол рубашки, важный такой, несет к бараку. Я ему говорю: «Зачем нарвал, они же еще не созрели?», а он, не глядя на меня, на полном серьезе: «Сварю да съем»…

– Не томи, Фатима, любишь ты вокруг да около, говори, что он натворил?

– Пока еще не натворил, но может. – И Фатима, испытующе посмотрев на подругу, выдержала паузу. – Да я не стала бы вмешиваться, но не чужие вы мне. Ты же все помнишь, как мы вас приняли, как дружили наши мужья, и дети твои мне не чужие…

– Да говори уже, Фатима, не томи!

– Ты хоть интересовалась, с кем дружит твой младший?

– Что, совсем испорченная, никудышная, что ли? Видела ее только раз, вроде бы ничего.

– Да нет, наоборот, она-то очень хорошая. Трудолюбивая, скромная. Ни на кого до твоего Заята не смотрела… – Фатима глубоко вздохнула, еще раз испытующе посмотрела на Зухру, как будто взвешивая, говорить или не говорить, и все же решилась: – По всем статьям она хорошая невеста, и говорят, полюбили они друг друга, прямо как Козы Корпеш и Баян Сылу.

– Ну и что же тебя не устраивает? Пусть любят. Я вот лишилась из-за этой проклятой войны любимого человека и всю жизнь страдаю, так пусть хоть они, дети наши, будут счастливы, – выпалила Зухра, пытаясь и защитить сына, и оттянуть время неприятной минуты, но не получилось…

– Так-то оно так, подруга, но ты просто не знаешь подноготную жителей Ботая, нет, я не обо всех… Но вот ее отец… – И Фатима, вся передернувшись, немного помолчала, как бы подбирая слова, и продолжила: – Сама знаешь, какое время мы все пережили, вот и вас не пожалели – раздели, разули, и ушли вы в наши дебри. И у моего Байдаулета семья без ничего осталась. А кому от этого хорошо? Лучше стали жить?

– Да это все понятно, пережили мы это все, выжили, но при чем здесь Заят и его Рауза?

– Ну так вот… Сама знаешь, в то время хоть и трудно всем было, но в основном все старались оставаться людьми. Старались хотя бы не навредить своим. А были и те, что, наоборот, топили всех себе неугодных…

И тут Зухра вспомнила того самого вожака комсомольцев Хабира из степного Мырзакая. Вроде бы свой был, так же рос в нужде, как и все, был очень скромным, уважительным к старшим. Вызывал у всех симпатию, но этим и воспользовался – чтобы расти дальше, втереться в доверие начальства, скольких людей погубил! Вынюхивая, расспрашивая, подглядывая, строчил такие доносы, что безвинных людей без суда и следствия отправляли на верную гибель.

– Хаблетдином его зовут, – продолжила, мрачнея, Фатима, – из самой бедной семьи он, родители жили чуть ли не в землянке. Ну и как тогда водилось, после революции стал самым главным комсомольцем – везде первый, на всех собраниях первый. Заметили его наверху, пригласили на учебу в учительские курсы, стал учительствовать… Вроде бы все хорошо, но невзлюбили его сельчане, говорят, что… что в деревне он первый стукач…

За долгим и неприятным разговором не заметили, как уже стемнело, хозяйки, подоив коров, отпустили их на волю. Озолотив вершину одинокой сосны на горе, ушло за горизонт солнце. Зухра шла домой вся потерянная. На нее нахлынули все уже забытые обиды на новую власть. Ведь вроде бы все правильно было задумано – новая власть за равенство и справедливость, все, как в Коране, – жизнь должна быть справедливой, все люди на земле сотворены для счастья, только не греши, живи праведно. Такую справедливую жизнь и хотели построить коммунисты. Но откуда взялись эти Хабиры, Хаблетдины? Как можно было донести на родителей своей жены? Разве это по-божески? Пусть это не доказано, пусть и не доказаны другие случаи неожиданных визитов властей к сельчанам, когда они без труда находили улики неблагонадежности и упекали лучших людей в Сибирь? Но людская молва не вырастает из ничего, других же не подозревают в этом, значит, нет повода? И Рауза – дочь такого человека! И ведь семья-то эта сейчас всеми обходится стороной – никто их не приглашает в гости, и они никого не зовут.

«Вот представь себе, Зухра, – звучали в ушах назидания Фатимы, – большая у них семья, у Раузы три старших брата, есть и помладше. Сыновья красавцы, девушки деревни сохнут по ним. Но ни один родитель не даст согласия своим дочерям на брак с ними – они как проклятые. А Заят, любимчик твой, женится на его дочери!»

Зухра пришла домой, готовая тут же запретить сыну эти свидания, но опоздала, он уже опять улетел к ней и приплетется только утром.