Белые тела

Дальше он вел себя так, будто бы ничего такого не произошло, велел мне выйти, пока «он приберет весь этот беспорядок». Его голос звучал отчужденно и устало, ему как будто было противно от меня, но, что странно, пока я шла в гостиную, то думала, что это я виновата, что я неправильно вела себя с Хулио, и мне было приятно, что Феликса это так беспокоит. Мне нравилось думать о том, что его чувства ко мне так сильны, что заставляют его терять контроль и разбивать вещи. Урон не так уж велик, зеркало да ваза. Я вернулась в комнату, взяла его за дрожащую руку и повела в кровать. Он хватал мои запястья, оставлял синяки, ударял меня, трахал. Но это не разочаровало меня, Калли, я полюбила его еще больше.

Ну, вот она, правда. Он опасен, но я включаюсь в его игру и поощряю ее. Он никогда не причинял мне боль против моей воли. Причин, по которым он идеален для меня, так много. Он помогает мне просматривать все эти бесконечные сценарии. Большинство ролей так себе, унылые клише: сексуальная судмедэкспертша, объект любви какого-нибудь актера-старикана, который пытается возродить свою увядающую карьеру. Мне хочется кричать, я отчаянно нуждаюсь в чем-то оригинальном. А Феликс помогает мне перетряхивать весь этот мусор. Оставляет гениальные комментарии на полях, которые в основном посвящены одному: «ты способна на большее, Тильда». Он прав. Я должна подождать, пока не появится что-нибудь невероятное или требующее усилий; что-то, на что стоит тратить силы. Я думала сыграть Рэйчел в «Моя кузина Рэйчел», но Феликс считает, что сюжет слишком посредственный.

А еще он щедрый. Все время покупает мне красивую одежду и украшения, предложил оплатить тебе психолога, ты в нем нуждаешься. Мы обсудили твою патологическую подозрительность и одержимость нами, и я сказала, как ты вела себя, когда мы встречались с Лиамом. Как ты сидела на велосипеде перед домом Лиама, когда я была у него, и следила за окном в спальне. Лиам называл тебя «наш маленький сталкер», ты знала? Я тогда отвратительно себя чувствовала из-за того, что ты была несчастна, а я ничем не могла помочь. И вот теперь то же самое. Ты кажешься жалкой, тебе настолько не хватает чего-то в своей жизни, что ты зациклилась на моей. И я хочу помочь тебе, Калли, правда.

16

От ее письма у меня перехватывает дыхание. Прохожу по квартире, слабость в ногах, все вокруг кружится. Иду на кухню в поисках алкоголя, хочу напиться. Я и не представляла, что Тильда настолько меня презирает, не подозревала, что я в ее глазах выгляжу жалким паразитом, зависимым и завороженным ее великолепием. Не думала я и о том, что она считает, со мной что-то не так, и чувствует вину за то, что не может этого исправить, жалеет меня. В глубине кухонного шкафа нахожу бутылку красного вина и трясущимися руками отвинчиваю крышку, наполняю большой стакан и тут же выпиваю до дна. Вот бы она была здесь, рядом со мной, прямо сейчас, чтобы я могла с ней поспорить. Я бы сказала, что она не права, вывернула все шиворот-навыворот. Сказала бы: «Это ведь, наоборот, с тобой что-то не то! Посмотри на себя, тебе так необходимо оставаться в центре внимания, что без всеобщего обожания ты превращаешься в ничто. А то, как ты ведешь себя с Феликсом – это ненормально. Ты больна – вспомни, как было раньше».

Я бы напомнила ей про Лиама, про тот день, когда, давным-давно, она пошла в округ Нельсона Манделы, уверенная, что не будет злиться из-за Мэри Стриклэнд. Она вышла из дома в узких розовых джинсах, у нее был такой вид, как будто ей все равно: «Это абсолютно ничего не значит, я уверена… Они просто друзья». Я осталась в ее спальне и, скользнув под фиолетовое одеяло, почувствовала, что становлюсь ближе к ней. Мне было так комфортно, что я заснула, а проснулась уже от звонка и голоса Тильды, хлюпающей носом: «Скажи маме, чтобы она приехала и забрала меня, сейчас же, я не могу идти». В течение тех трех минут, пока мама ехала до дома Лиама, я, предчувствуя беду, пошла вниз и приготовила горячий шоколад.

Когда они вернулись, мама сразу увела ее наверх, приобняв рукой за плечи. Тильда словно не могла выпрямиться. В постели она свернулась комочком, схватившись за живот, а на ее щеках были слезы, черные от туши. Она не могла даже смотреть на горячий шоколад, он так и остыл на столике возле ее кровати.