Белые воды

И тут открылось Андрею: голо в комнатах, где раньше, приходя, оказывался в уютной обстановке — не мещанской, наводненной вещами, ненужными, угнетающими, — в квартире тогда было много книг, картин, поделок из дерева, причудливых творений из корней, — Аверьян Герасимович свое мизерное свободное время отдавал, как он говорил, «пустякам», — и Андрей с тоскливостью понял: ошибки не случилось, «если» не оправдалось, — не было Аверьяна Герасимовича…

С Кимом Дедовым, однокашником, секретарем горкома комсомола, Андрей столкнулся на лестнице — поначалу даже не узнал его. Поднимаясь по ступенькам, повторяя, убеждая себя: «Смелей! Здесь тебя выслушают, поймут! Хотя ты впервые переступаешь порог партийного дома, раньше не был вхож — ты к партийной, вернее, к комсомольской работе всерьез причастился там, в Красной Армии…»

— О, Андрей! — У Дедова на лице искреннее удивление; округлились глаза. — Ты в отпуске? И — комиссарские нашивки? Здорово!

— Не в отпуске, уволился.

— Вот как! В горком — о работе?

— К товарищу Куропавину.

— Значит, к первому… Идем!

Дедов ростом ровня Андрею, тоже высокий, однако округлился, подобрел; золотистые волосы курчавились. Еще со школьной скамьи сужденья его отличались четкостью, безапелляционностью, он редко менял свое мнение, будто всегда видел и знал конечную истину. Со школьных лет Дедов ходил в постоянных комсомольских вожаках.

Пока поднимались по лестнице, он всего несколькими точными вопросами выведал все — и что Андрей Макарычев стал членом партии, что избирался секретарем полкового комитета комсомола, что теперь, уволившись, намерен отправиться на Урал, в родной институт, попробовать себя в научной работе.

— Интересно! А нам здесь не нужны, по-твоему, кадры? А техникум? Ты же преподавал! Кстати, вот — директором! — уже решительно заявил он.

У Куропавина сидели двое. Одного Андрей не знал, должно быть работник аппарата горкома, а второго, в форме НКВД, со шрамом, обезобразившим левую часть лица, признал тотчас — начальник горотдела Новосельцев. Хотя и ничего их не связывало, а вот отец, Федор Пантелеевич, как-то говорил Андрею, приезжавшему на студенческие каникулы домой, что, мол, объявился Новосельцев: «Чудно, вишь, был студентом, в гражданскую от беляков вместе бежали, а вот как…»

Дедов, решительно взяв за руку Андрея, будто тот метил убежать, с ходу возгласил:

— Михаил Васильевич! Вот привел директора техникума. Готовый! И нашенский — бергал! Из Красной Армии вернулся. Преподавал в техникуме. Да вот бежать надумал.

Куропавин встал, другие двое обернулись, смотрели оценивающе, оглядывали ладную, отглаженную форму Андрея.

— Так в самом деле, товарищ Макарычев, уволился, вернулся домой? Работа нужна?

— Еще не решил, товарищ Куропавин. Вернее, есть думка — на Урал, в институт, на научную работу, — приглашали, да и сам…

— И верно — бежать! — Куропавин пыхнул дымом, пригласил сесть, забросал вопросами — сколько работал в техникуме, что преподавал, когда призвали в армию, и после скупых, лаконичных ответов Андрея сказал: — А действительно — директором? — Он задал вопрос — будто прямо ему, Андрею, и вместе — тем, сидевшим за столом, ожидая, казалось, ответа скорее именно от них.

— Нет, товарищ Куропавин, — сказал Андрей, — не в этом дело. Я ведь к вам шел с другим… Мне непонятно: Аверьян Герасимович Игошев был моим директором, моим наставником, старшим товарищем…

— Вот вы о чем!

— Готов дать подписку, подтвердить. Вот как раз здесь товарищ Новосельцев…

И отметил: Новосельцев чуть сощурился, мгновенная тень скользнула по рубчатому шраму, взгляд из-под нависших век полоснул лезвием, однако промолчал, не шелохнулся на стуле.

— Не торопитесь! — спокойно перебил Андрея Куропавин.

Новосельцев поднялся, четко, по-армейски бросил: «Пойду!» — кивнул и вышел. Второй, незнакомый Андрею, солидный, лысеющий, сказал: «Займусь делами, Михаил Васильевич», — и тоже ушел. После паузы, возникшей из-за их ухода, Куропавин, затянувшись подряд несколько раз, распустив слоистый дым, супя негустые светлые брови, вновь повторил:

— Не торопитесь, не просто все…

— Не надо его отпускать! — встрял Дедов напористо. — Подкован, дело знает. А кадры решают все, Михаил Васильевич!

— Верно! Приглядитесь, не спешите, — подтвердил Куропавин. — В техникуме-то были?

— Нет еще!

— Интересно, Михаил Васильевич! — сказал Дедов. — Вечером в техникуме комсомольское собрание — как раз о связи некоторых комсомольцев с вражескими элементами. Возьму его, авось что и поймет!

— Верно, топайте!

Когда вошли в зал, их тотчас заметили: шум стал затихать, те, кто толпился в проходах между стульев, усаживались. На Дедова и Макарычева поглядывали с интересом. Андрей узнавал знакомые лица студентов, ощущал легкую взбудораженность, наплывало в голову: «Думал — приедешь и уедешь. Пока служил, думал, забылось, отмерло. Нет, не забылось, не отмерло, — ты неспокоен, растроган».

Дотронулся до руки Дедова:

— Останусь тут, в зале.