Белый Бурхан

Игнат тоже отложил ложку, понурил голову. Потом встал и, по привычке перекрестившись, ушел в свою комнату, громко именуемую конторой. Сел за стол, отодвинул счеты и книги, не мигая уставился в пузатый железный ящик, где хранилась семейная казна.

«Все ж отделять надо Винтяя! — вздохнул Игнат. — А не то и сам он не сробеет…»

Пристукнула, открывшись и закрывшись, дверь. Легкий на помине Винтяй остановился напротив отца, смотря ему в переносицу зло и настырно.

— Чего пришел? Мало тебе того, что осрамил меня за столом?

— Пустое это все, — отмахнулся Винтяй, — не в этом суть в нонешнее время! Кончились кержацкие крепости, рассыпались-от!

— Наша стоит.

— Ладно, мечтай-от! Только я к тебе по делу пришед, а не зубы скалить, обиды искать…

— Говори, коли так.

— Деньги мне надо поболе! На ярманку надо сгонять скорым спехом-от… Ноне скот в дешеве идет у голи перекатной, калмыки лишнее сбывают… Грех не попользоваться!

— Эт так! — согласился Игнат. — Все едино передохнет у них скотинка в зиму от бескормицы… Летом травы путней не было, какая ж под снегом-то?.. Сколько ж ты купить скотинки вознамерился?

— С сотню быков, с тыщу овечек.

— Куды нам такую прорву скота?! — вскочил Игнат. — Где работников наберем?

— Сыщутся! — отмахнулся Винтяй. — А скот-от — никогда не лишний. Да и самим, ежли делиться будем, сгодится!

— Об этом и думать не смей!

— Не думал бы, каб не думалось-от… Вон сколько вы нас с матерью наплодили! Каждому по полтине — три рубля готовь!

Игнат сел, сложил руки — одна на другую, шевельнул пальцами:

— Кто тебе в запрете? И ты плодись на радость господню!

— Погожу, — скупо усмехнулся Винтяй, — не спех! На ноги надобно встать-от…

— Али — колышешься? — прищурился отец. Винтяй боднул воздух, растянул до ушей свой лягушачий рот, неожиданно подмигнул отцу, как заговорщик:

— Не дашь денег? Своими обойдусь-от!

И, круто повернувшись, ушел, хлобыстнув дверью. Игнат стиснул голову руками: «Вот оно, прорвалось! Загорелась на воре шапка! От семьи воровал, подлый…» Он сжал руки в кулаки, вдавил их в стол:

— Отделять надо стервеца, пока всех по миру не пустил!

Неслышной тенью скользнула в контору мужа Ульяна. Замерла на пороге, приложив руку к губам. Игнат неохотно вывернул голову: сказать что надо или Винтяй послал?

— Садись, жена, рядышком, не прислуга в доме. Что скажешь, каковы наши с тобой детки? Кренделями нас с тобой уже кормят, вскорости и до пирогов дело дойдет…

— Неслухи, батюшка! — вздохнула Ульяна. — Прямо беда! Меня уже давно ни во что не ставят, а теперич, вот, и на тебя — поперечные! — Она отерла уголки глаз платком, вздохнула. — Что порешим-то, как? Сызнова пуповину кажному резать?

— Думаю, вот. Посоветуй.

— Как ты, так и я… Может, в схиму нам с тобой пора? Вздрогнул Игнат. То же самое советовал ему сегодня и внутренний голос, идущий от самого господа. Значит, как в молодости их души с Ульяной пели ангельски, так и сейчас поют?

— Того и ждут, супостаты! Покорить родителей, ногами их истоптать!..

— Господи! Что делать-то?

— Отделять надо Винтяя.

— Порвут ить друг дружку при дележе!

— Пусть рвут.

Глава седьмая УЗЕЛОК НА ПАМЯТЬ

Дельмека полицмейстер допрашивал в присутствии доктора и священника, и потому результат оказался нулевым: упрямый парень отрицал все, даже свое знакомство с Бабинасом.

— Напрасно ты так, братец! — рассердился в конце концов Богомолов. Бабинас сам был у того костра, где ты рассказывал о Техтиеке. Очную ставку будем делать?

Дельмек не знал, что такое очная ставка, и сначала испугался, решив, что грозный начальник с большими усами собирается лечить его глаза, может быть, даже дать ему такие же стекла на шнурке, как у доктора, и отчаянно замотал головой:

— Я хорошо видит! Далеко видит! Ночью видит!

— Тьфу, балда, — рассмеялся полицмейстер, — я ему про Фому, он мне про Ерему!.. Бабинаса узнаешь, если я его приведу?

Дельмек неопределенно пожал плечами:

— Сеок спросить надо, про отца-деда узнать…

Богомолов отступил: свидетельство Бабинаса было зыбким, да и сам Дельмек не внушил ему никаких подозрений — обыкновенный тупой и недалекий теленгит, у которого, действительно, нет и ничего не может быть общего с грозным бандитом Техтиеком! У того — головорезы, силачи, а — этот?

Доктор и священник не стали переубеждать гостя из Бийска, подтвердив в один голос, что последние две недели санитар Дельмек никуда со двора не отлучался…

Допрос полицмейстера не напугал Дельмека, но насторожил: русские полицейские что-то пронюхали и Техтиеку надо как-то сообщить об этом. Но как и через кого? Техтиек сказал, что он сам его найдет!.. Что же до Бабинаса, то Дельмек, действительно, его не видел, не знал, ни у какого костра ни с кем не говорил о Техтиеке…

А ночью лег снег и за день не растаял. К вечеру запуржило, ударил мороз. И хотя зиме было еще рано воцаряться на земле, но это был хороший повод выбраться из дома. Отпросившись у доктора, Дельмек взял ружье и встал на лыжи.

— Смотри! — предупредил его Федор Васильевич. — Снег еще мелкий, не все закрыл! Налетишь на камень или корягу!

Дельмек только усмехнулся.