Белый голубь, чёрный слон

Проснулась или от кряканья утки, или от дрожания телефона. Что было первое, не помню. От мамы семь звонков, от папы одно сообщение – ссылка на координаты пикника. Больше ничего. Но и без слов было понятно, что нужно возвращаться.

Остров оказался рядом, компания отлично просматривалась: лодки, дым костра, жёлтые одеяла. Увидев меня, все вскочили с земли и замахали руками. Но так как я совсем не соскучилась, причалила только после двух кругов вокруг острова. Хотелось ещё и третий, но папа сложил руки в запретный крест.

Берег встречал восторженно:

– Лихо у тебя получается! Научишь? А то я и не знал, что моя лодка такие кренделя выписывает.

– У тебя на воде крышу сносит, что ли? То вдруг родишься, то куда-то умчишься! Родиться-то помогли, а вот догнать тебя вряд ли получится.

– Почему без куртки? Ты не замёрзла?

– Оленька, мы под впечатлением.

В костре потрескивали сухие ветки, пахло жареным мясом. Хорошо, что дядя Павел успел закинуть в моторку только уголь, иначе бы меня встречали по-другому: сытые туристы – не голодные. Из всей компании злым был только папа – может, поесть не успел?

– Мозги есть? Бензина сколько осталось? Обратно хватит? – строго спросил он и, не ожидая моего ответа, пошёл проверять индикатор бака.

Ладожское озеро, 21 сентября, 20:40

После того как восторги и воспоминания закончились, мне выдали бумажную тарелку, на одной половинке которой лежал кусок подгоревшего мяса, а на второй – дымящаяся картофелина. Мясо было тяжелее, поэтому свалилось первым, картошка полетела следом. Но я совсем не расстроилась – есть ни капельки не хотелось. Вот ягодный чай понравился, только после него стало жарко.

Когда я кашлянула, мама насторожилась. Она приложила руку к моему лбу и страшным голосом сказала, что нужно срочно обратно. Дядя Паша сказал, чтобы я и мама быстро шли в моторку, но папа его остановил:

– Топлива на десять минут. Не доедешь.

Дядя Паша сломал ветку и прищурился. Немного подумав, он скомандовал:

– Всем срочно в лодки! Вещи не собирать! Вечером пришлю человека, он всё сделает.

Папа потушил костёр. Дальше ничего не помню, кроме колючего пледа, влажного воздуха, плеска воды, дыхания мамы и мягкого покачивания – всё было очень знакомо. Я заснула. Кажется, мне снились часы, стрелки которых бешено крутятся назад.

Ладожское озеро, 21 сентября, 21:10

О! Идём в баню. Греться. Лечиться. Дядя Паша пообещал, что там всё как рукой снимет – эвкалиптовый веник творит чудеса. Не знаю, ноги еле волокутся. И дышать тяжело.

СПб, 22 сентября, 20:15

Ночью температура стала ещё выше, поэтому меня отвезли в больницу. В палате четверо: я, две первоклашки с бронхитом и двенадцатилетняя Настя с астмой. Кашляем как четыре Свиллиса, хотя нитки не проглатывали, пояса не грызли. Снежа, спасибо за твой подарок! Я – суперпобедитель конкурса «Лучшая пижама». Извини, что отказывалась и говорила «Спасибо, не надо», – я даже не думала, что в пакете, который ты мне сунула в аэропорту, окажется тот радужный единорог.

Здесь ничего интересного. Вообще ничего. Самое скучное – это капельницы. Сегодня уже четыре. Они хуже уколов. Укол больно, но быстро, а капельница – это мучение временем. Жаль, что воспаление лёгких по-другому не лечат. Олег Борисович – мой врач – говорит, что я здесь на две недели, не меньше. Может, даже на месяц.

Мама рядом. То жалобно смотрит, как будто я подстреленная птица, то вдруг заводится. Иногда на неё что-то находит, и она начинает допрос – почему-то она решила, что куртку в лодке я сняла не просто так:

– Ты это специально? Чтобы заболеть и остаться? Глупо. Всё равно мы уедем.

Я качаю головой.

– Нет. Просто слон…

– Лёля, какой слон?

– Я забыла отдать деду слона.

– Какого слона?

– Чёрного. Он в кармане чемодана.

– Хорошо. Спи, спи.

Накрыв меня одеялом, мама уходит. Её шаги становятся всё тише. Голос тоже уже в тумане.

– Олег Борисович, температуры давно нет, но бред так и не проходит.

– Ничего страшного. Всё своим чередом. Выправится, не волнуйтесь, мамаша. Всё своим чередом…

Глава восьмая С корабля на корабль

Апатиты, 9 октября, 20:15

Журнал закончился. Новый папа не подарил – пишу в обычной тетрадке. Хотела бросить, но не получилось. По привычке перед записью смотрю на часы, но в тетради графы «время» нет, окошка для даты тоже. Уже много чего нет, не только журнала. Больше нет пневмонии, длинных волос, сентября и Питера.

Дедушки Вали тоже нет.

Волосы отрастут, дату и время можно писать без всяких таблиц, сентябрь через год вернётся, Питер когда-нибудь тоже.

А Валя – нет.