Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

Все традиционные сообщества – будь то христианские, мусульманские или еврейские – строятся на концепции надлежащего поведения, которое позволяет проецировать базовые этические представления о справедливости и уважении на практические взаимоотношения с другим. И именно этим нарратив о Белом городе как продолжение политического сионизма и архитектурного модернизма (и то и другое представляли собой вызов традиции) от них отличается. Именно здесь, как мы вскоре увидим, все человеческие и общечеловеческие обеты, данные под знаменами политического сионизма и архитектурного модернизма, грубо нарушаются. Если в любом произведении архитектуры есть нечто антропоморфное и любая постройка – это в каком-то смысле рассказ о людях, ее создавших, тогда история Белого города Тель-Авива – это повесть о том, как, по меткому выражению Тони Моррисон[93], евреи стали белыми[94].

В этом смысле история Белого города только начинается. Теперь посмотрим, кто же превратил рай в пустыню.

Часть II. Черный город

Существует только четыре ордера колонн в архитектуре. Само собой разумеется, что в расчет не принимаются египетский, циклопический, ассирийский, индийский, китайский, готический, романский и т. д.

Гюстав Флобер, «Лексикон прописных истин»

Ура, ребята, нас открыли!

(один из индейцев при виде Христофора Колумба)

Жорж Перек, «Просто пространства»

От Сибири до Голливуда, начиная с «Хава нагилы», Все, что ты скажешь на иврите, закончится арабом с наргилой.

Меир Ариэль, «Песня боли»

Ил. 28. Карта Яффы и окрестностей, 1945. Географическая база данных Яд-Авнер. Факультет географии Тель-Авивского университета.

Нарратив Белого города распадается не из-за аналитических неточностей или неверно подобранных мелочей, а из-за более серьезных, основополагающих упущений. Если вспомнить фло беровское высказывание об архитектуре, и здесь тоже все дело в произвольном отборе, определяющем, что войдет в финальную версию рассказа, а что останется за скобками. Это значит, что поле обзора этого нарратива состоит из слепых пятен очевидного, из историй, скрытых за другими историями.

В этом смысле, несомненно, самые интересные главы в повествовании Тель-Авива о себе самом – выброшенные. Если их восстановить, мы увидим совершенно другой сюжет: не столько о творческом созидании, сколько об уничтожении… и уничтожении следов уничтожения.

Первой ошибкой нарратива о Белом городе было то, что его предполагаемые исторические и географические границы решили совместить, пытаясь привязать архитектурный нарратив Тель-Авива к моменту, когда эти границы определялись (в 1930-е годы), и к реальной территории, которую они в действительности охватывали (в данном случае – к песчаным дюнам). С точки зрения архитектуры такие географические пределы Белого города совершенно необоснованны. Как мы уже отмечали, в районах Монтефьоре, Неве-Шаанан и Яффе есть множество зданий в интернациональном стиле, построенных раньше 1930-х годов и за пределами официальных границ Белого города. Яффа в этом отношении заслуживает особого внимания, поскольку этот город всегда был куда более интернациональным, чем Тель-Авив, о чем можно судить и сегодня по удивительному разнообразию сохранившихся здесь образцов интернационального стиля. Среди них, между прочим, и здания, построенные в еврейских районах Яффы, таких как Шапира и окрестности улицы Членов.

Ил. 29. Даже сегодня карта Тель-Авива 1931 года, на которой не отмечены Яффа, южная часть Тель-Авива и еврейские кварталы рядом с ней, вполне понятна большинству горожан. Ница Смук, «Дома из песка» (Тель-Авив: Фонд развития Тель-Авива и издательство Министерства обороны, 1994).