– Да нет, не очень, – признался Адам, не испытывая ни малейшего смущения по этому поводу. – Ну, «Отче наш», конечно.
– А еще есть «Богородица», – сказала она. – И потом одна очень полезная. Она начинается так: «Исповедуюсь всемогущему Господу Богу и приснодеве Марии и святым апостолам Петру и Павлу…»
– Это католическая, – вставил он.
– Молитва есть молитва. Ишь какой заядлый методист! Спорю, что вы методистской веры.
– Нет, пресвитерианской.
– Ну а еще какие помните?
– «Отходя ко сну, молюсь я…» – сказал Адам.
– Да, эта и еще «Иисус святой и кроткий…». Как видите, религиозное воспитание у меня тоже на высоте. Я даже такую молитву знаю, которая начинается: «О Аполлон!» Хотите послушать?
– Нет, – сказал Адам. – Это вы шутите.
– Ничего подобного, – сказала Миранда. – Я стараюсь не заснуть. А засыпать боюсь, потому что могу не проснуться. Не давайте мне спать, Адам! Знаете «Иоанн, Лука, Марк и Матфей! Ваш дозор мой сон согрей»? «Если я умру во сне, Бог возьмет меня к себе». Это оттуда же? Нет, что-то не то. Дайте мне, пожалуйста, сигарету и отойдите и сядьте к окну. Мы все забываем про свежий воздух. Вам надо дышать свежим воздухом.
Он закурил и поднес сигарету к ее губам. Она подержала ее двумя пальцами и уронила на край подушки. Он схватил ее и притушил в блюдце под стаканом с водой. В голове Миранды все потемнело и поплыло, потом прояснилось, она, перепуганная, села на кровати, сбросила с себя одеяло, и ее прошиб пот. Адам испуганно вскочил с места и мигом поднес к ее губам чашку с горячим кофе.
– Вы сами выпейте, – сказала она ему, уже успокоившись, и, прислонившись друг к другу, они сидели на краю кровати и молча пили кофе.
Адам сказал:
– Ложитесь. Теперь вы не заснете.
– Давайте споем что-нибудь, – сказала Миранда. – Я знаю один старый-престарый спиричуэл, даже некоторые слова помню. – Теперь она говорила своим нормальным голосом. – Мне теперь хорошо. – И начала хриплым шепотом: – «Бледный конь, бледный всадник моего любимого унес!» Знаете эту песню?
– Знаю, – сказал Адам. – Я слышал, как негры пели ее в Техасе на нефтепромыслах.
– А я – на хлопковом поле, – сказала она. – Очень хорошая песня.
Они пропели эту строку на два голоса.
– А как дальше, я не помню, – сказал Адам.
– «Бледный конь, бледный всадник, – сказала Миранда. – (Нам бы еще хорошее банджо!) моего любимого унес…» – Голос у нее прочистился, и она сказала: – Давайте дальше споем. Как там следующая строка?
– Там их много, – сказал Адам. – Не меньше сорока. Всадник уносит маму, потом папу, братца, сестренку и вообще всю семью, уносит и любимого.
– Но не певца. Пока нет, – сказала Миранда. – Одного певца Смерть всегда оставит, чтоб было кому оплакивать. «Смерть, – запела она, – оставь певца, пусть плачет».
– «Бледный конь, бледный всадник, – затянул Адам ей в тон, – моего любимого унес!» (По-моему, у нас неплохо получается. Можем выступать с этим номером…)
– Идите в «Барачную службу», – сказала Миранда. – Развлекайте несчастненьких, беззащитных героев –
– Будем себе на банджо подыгрывать, – сказал Адам. – На банджо мне всегда хотелось играть.
Миранда вздохнула, откинулась на подушку и подумала: «Надо сдаваться, больше я не выдержу». Была только эта боль, только эта комната и только Адам. Не оставалось больше ни разностей жизни, ни неразрывных нитей памяти и надежд, которые были туго натянуты между прошлым и будущим и держали ее между собой. Осталась только эта минута, и она была смутным ощущением времени, осталось лишь лицо Адама близко-близко к ее лицу, его глаза, застывшие, напряженные, и лицо его как тень, и больше ничего не будет…
– Адам, – сказала она из давящего мягкого мрака, который увлекал ее вниз, вниз. – Я люблю тебя, я все ждала, что ты тоже мне это скажешь.
Он лег рядом с ней, обнял ее за плечи, коснулся своей гладкой щекой ее лица, потянулся губами к ее губам и…
– Ты меня слышишь? Что же, по-твоему, я все пытаюсь сказать тебе?
Она повернулась к нему и сквозь растаявший туман увидела его лицо. Он натянул на нее одеяло, прижал к себе и сказал:
– Спи, милая, милая, засни хотя бы на час, а тогда я разбужу тебя и дам горячего кофе, а завтра мы найдем кого-нибудь, кто нам поможет. Спи, спи, я люблю тебя…