ЮЛИЯ.
Иван, попроси ее! Она, наверное – тоже еще близко! Я тебя умоляю, я встану на колени…ИВАН.
Хорошо, я поговорю с ней. Но решать – ей.СТАРУХА.
ИВАН.
Вы все слышали?СТАРУХА.
Слышала… А знаешь,ЮЛЬКА.
СТАРУХА.
Как это – нет дороги? Куда она делась?ЮЛИЯ.
Мы с Даной ехали долго, пока не увидели что-то невообразимое. Там, далеко впереди, разрушается дорога. Асфальт дыбится и трескается; из трещин лезут стебли и зеленые стволы; стоит тяжелый кислый запах; машины обрастают борщевиком, а люди бродят вокруг них, одурманенные, спотыкаются и разговаривают непонятно с кем.ИВАН.
С мертвыми! Они говорят с мертвыми! Значит, это началось! Это началось!СТАРУХА.
Что началось?ИВАН.
Начались знамения! Мертвые слышат голос Сына Божия и выходят из могил! Это предсказано! Теперь Он придет скоро, я дождался!СТАРУХА.
Ты в этом совершенно уверен?ИВАН.
О, я давно предчувствовал, что все начнется именно здесь, на этой земле, где не действует здравый смысл и поругано все, что держит людей вместе!СТАРУХА.
Да почему же так-то?! Почему же безумию предпочтение такое?ИВАН.
Но как иначе?! Учитель придет, чтобы дать миру новую истину. А для новой истины нужно расчистить путь к сердцу человеческому. А путь к человеческому сердцу забит предрассудками, как эта дорога – машинами. Только безумные чисты от предрассудков… Мне нужно ехать…ЮЛИЯ.
Что мне простить тебе?ИВАН.
Мою слабость. Я не должен был уступить тому чувству, что завладело мной тридцать лет назад. Не должен был.ЮЛИЯ.
Прощай, Иван.ИВАН.
Прощайте, Вера Аркадьевна.СТАРУХА.
Постой! Давай договорим. Значит, по-твоему, Он придет к безумным?ИВАН.
Его благодатная истина подобна огню. Благоразумие бежит от огня. И благополучие не ищет благодати. А на этой земле ни благоразумия, ни благополучия не было и нет.СТАРУХА.
И поэтому Он придетИВАН.
Вам кажется, что я ищу его не там, где нужно?СТАРУХА.
Да что ты, милый! Откуда ж мне знать, где его искать? Я понять не могу, почему тыИВАН.
Почему?СТАРУХА.
А вдруг – как раз и потому, что не понял ты, к чему твое испытание? Ты старше меня на столько, что и подумать страшно, и узнал ты многое. Но ты никогдаИВАН.
Скажите мне. Что вы знаете?СТАРУХА.
Сказать-то можно, да откроется ли тебе то, что скажу – такому молодому, пусть даже и прожившему двадцать моих жизней? ТебеИВАН.
Я и так – налегке, но дороги мне нет! Я давно ничего не хочу от жизни и не беру.СТАРУХА.
И напрасно! Зачем бы тебе давали, если не для того, чтобы ты брал? Ты, конечно, устал от всего, что жизнь дает, и о покое мечтаешь. Ну, не хочешь, не бери! Но все ли тыИВАН.
Что же мне отдать?СТАРУХА.
Да нет ничего проще: отдай то, что у тебя просят. ДайИВАН.
Просящему? Чего можно у меня просить?СТАРУХА.
Послушай. Ты ждешь, что придет кто-то и отпустит тебя, а он не идет, так?ИВАН.
Да.СТАРУХА.
Разве ты не понимаешь, что тебя испытывают?ИВАН.
Конечно, я понимаю!