Белый край

Но и на этот мой призыв почти никто не спешил откликнуться. Где-то в стороне стояли с копьями пиявки, мялся у прохода в крепость Бруни, явно сомневалась Афина. Даже Сих, что искренне рассказывал мне о своем прошлом, сейчас держал клинок в ножнах.

— Остановите их! Остановите же, ну!

Никто не желал кровопролития. Все знали, что они имеют право уйти. Имеют право на свободу. Никто никого не держал здесь насильно.

— Именем Трехликого, остановитесь! — вдруг прозвучал неожиданно громкий бас священника.

Словно призрак, он вышел на стену, облаченный в свой черный балахон. Святой символ на его шее причудливо переливался в свете полярного сияния.

Окцитийцы остановились. Они не могли ослушаться того, кто, возможно, был их единственной надеждой на рай после смерти.

Священник Леродот встал передо мной, положив руку мне на плечо. Из-под темного, огромного капюшона он медленно окинул взглядом дезертиров, тяжело вздохнул.

— Братья, сестры, — начал он свою речь. — Вы боитесь. Так же, как боюсь и я.

Над крепостью повисла мертвая тишина. Все слушали святого, никто не смел его перебить. Лишь Бруни неловко покашлял, прикрывая рот рукой.

— Но вы здесь неспроста. Воры, убийцы... Вас всех сюда направила воля Трехликого. Кто мы, смертные, такие, чтобы сопротивляться длани его? Как смеем мы, смиренные рабы, отступать, когда Он призвал нас на бой?

Леродот отпустил мое плечо и я отошла от него на шаг назад, пряча руки в рукавах. Колючий, пронзающий ветер завывал над головой, невольно я поежилась от холода. Священник раскинул руки в стороны, словно желая обнять всю свою заблудшую паству.

— Не бойтесь! Пусть нас и ведет язычница, пусть мы и не понимаем Его воли, но так было предначертано. За нами наши семьи и наши дома, за нами те, кого мы должны защитить. И я... Я верю этой деве. Я верю что она приведет нас к победе. Поэтому прошу вас, одумайтесь и возьмите в руки оружие. Пройдет совсем немного времени и всех вас будут чествовать как героев.

На лицах дезертиров проступили явные сомнения. Кто-то все еще держался за веревки, но большинство медленно но верно приходили в себя, поднимали с ледяного пола копья. Леродот, как бы мне не хотелось этого признавать, скорее всего спас нас всех — целая половина гарнизона не ушла прочь с нашими запасами лишь благодаря его речи.

Наконец, священник обернулся, взглянул на меня с теплой улыбкой. Впервые я почувствовала, что этот человек и вправду желает мне добра. В его взгляде чувствовалась безвозмездная, отеческая любовь и сострадание, как те, что когда-то я увидела в глазах Хьялдура.

— Пойдем, Майя, — он мягко коснулся моей руки. — Пойдем. Я помогу тебе.

Словно зачарованная, я пошла с ним наверх, в свою холодную, темную комнату. Масло в лампе уже догорело, от фитиля остался лишь пепел, но священника ничуть не смущал мрак, укрывший нас с головой. Жестом он попросил меня сесть, и сам сел на колени напротив меня, смотря мне в глаза.

— Майя, девочка... — с сожалением в голосе вздохнул он. — Прошу тебя, сбрось груз со своих хрупких плеч. Поведай мне о том, что тебя беспокоит. Позволь мне разделить твои страхи.

"Не делай этого", — вдруг проснулся Дима.

Но было уже слишком поздно.

— Я... — голос дрожал от неуверенности. — Я...

Я рассказала ему все.

Про страх, про боль, про отчаяние. Про то, как сильно я боюсь прихода мертвых, про то, как сильно я этого желаю. Слова сыпались из меня нескончаемым потоком, а Леродот все слушал и слушал, даже и не думая перебивать меня или пытаться меня учить.

Он всего-лишь слушал. И от счастья, что меня действительно просто-напросто слушают, я не смогла сдержать слез.

— И я... Я..! — всхлипывая, почти прокричала я. — Я ведь вижу! Меня все... Все не... Ненавидят...

— Майя, Майя... — успокаивающе прошептал он. — Тише, тише. Ты ошибаешься.

— Никто не понимает... Никто... И не пытается понять!

— Это сложно, — согласился священник. — На тебе лежит огромная ответственность.

— И я... Я ведь... Одна...

— Нет, — он сдержанно, но тепло улыбнулся и покачал головой. — Ты не одна, Майя.

Тонкими, крючковатыми пальцами Леродот снял с шеи священный символ — трехконечную звезду. Затем второй рукой он мягко взял мою ладонь и положил на нее свой амулет.

— Ты не одна. Трехликий всегда с тобой. И я всегда здесь, когда буду нужен.

Впервые за несколько месяцев я, не прекращая рыдать, уснула крепким сном младенца. И не было в эту ночь ни кошмаров, ни бреда — лишь блаженное забвение и покой.

Сон становится все более похожим на смерть.

Глава 39: Надежда

Ужасная, невыносимая метель продлилась несколько дней, прежде чем наконец-таки небо стало ясным и светлым. Под завывающий ветер мне спалось все лучше и лучше, меня все меньше мучали кошмары, и за все те месяцы, прошедшие с прихода странного племени, я успела хоть немного восстановить свое тело и душу.

— Для меня это все, как бы сказать... — священник пытался подобрать нужные слова, но то ли мог вспомнить их на нашем языке, то ли старался не оскорбить.