Такое нехитрое дело как свежевание хорошо помогало отвлечься от ненужных мыслей, потому как оно вовсе не было нехитрым. Умелые охотники знают, как снять шкуру с добычи, совершенно не повредив ее и не оставив на ней прилипшие куски мяса. Я же не заботилась о том, чтобы сохранить ее в целости, потому как шкуры вепрей дурно пахли, и их почти не использовали для изготовления одежды или мебели. Вскоре большие лоскуты уже были разбросаны вокруг меня, мои руки были покрыты кровью, а сочные ребрышки торчали наружу, ничем не прикрытые. Возможно, такое зрелище и вызвало бы у меня аппетит, если бы не вонь, исходящая от внутренностей зверя.
Когда вернулся Цугин, я как раз закончила свежевать самые мясистые части туши. Скальд специально обошел меня и стал подходить спереди, чтобы я увидела его заранее. Я устало подняла взгляд и в ответ на его улыбку резко дернула рукой, с громким хрустом выламывая ребрышки. Скальд тут же перестал улыбаться.
Лучше всего было бы замариновать мясо в клюквенном соке, а затем от души посыпать солью и медленно обжаривать на костре, но ни клюквы, ни лишней соли у нас с собой не было, а значит придется обходиться тем, что есть. Скинув с плеча охапку хвороста, Цугин сел напротив меня, облокотившись на исписанный камень, явно намекая на разговор. Я как могла игнорировала его, но в конечном итоге гнетущая тишина стала побеждать и меня, и я негромко спросила:
— Чего ты с нами возишься? Шел бы, куда шел.
— А я никуда и не шел, — улыбаясь, с толикой гордости ответил он.
— Хм? — я непонимающе взглянула на него. — Ты ж странник. Или ты странствуешь от дерева до дерева, шарахаясь от каждой встречной зверушки и ожидая, когда тебя спасут?
— Вовсе нет! — возмутился Цугин, скрестив руки. — Просто, понимаешь ли... А, впрочем, да, тебе не понять.
— Чего не понять? — невольно усмехнулась я. — Тонких порывов души скальда?
— А-а-а, так ты понимаешь! — с довольным видом протянул он и подполз поближе. — У моего странствия есть высокая цель, скажу тебе по секрету. Всем этим глупым деревенщинам такого не понять.
— Оседлать всех баб на севере? — подняв бровь, съязвила я.
— Отнюдь! — воскликнул он, ударив себя кулаком в грудь. — Всего одну!
В этот момент его ораторское искусство одержало окончательную победу над моим скверным настроением, и я, едва сдерживаясь, тихо засмеялась. Затем мне в голову вдруг пришла странная мысль, и я, перестав улыбаться, серьезным тоном спросила:
— Не меня же?
— Увы, милая, ты не в моем вкусе, — картинно вздохнул скальд. — Я странствую вот уже несколько лет, обошел север вдоль и поперек, но... Ох, Майя! Таких красивых дев, как она, я нигде не встречал!
— Дай-ка угадаю: она где-то неподалеку. Возможно, мертвая, а сам ты труп спрятать не в силах.
— Да чтоб у тебя язык отвалился! — ахнул он в ответ. — Она жива, жива! Но твоя правда: не так уж она далека... И при этом до нее мне как до звезд.
— Безответная любовь? — хмыкнула я. — Известная история.
— Отнюдь, отнюдь, — Цугин покачал головой, вставая во весь рост. Он повернулся ко мне спиной, глядя в сторону тропы, ведущей в приозерную деревню. — Наша любовь прочнее камня и прекрасней горных цветов, но... Увы, ее отец стоит между нами.
— Ага, — коротко сказала я. — И ты решил его грохнуть. Но сам не можешь.
— Из какой дыры ты вылезла, раз на уме у тебя такие мрачные вещи? Не в обиду, конечно, но ты очень сурова для своих лет.
— Вообще-то мне почти тринадцать! — наигранно-обиженно воскликнула я. — Я из разоренной деревни к югу от срединного тракта, близ леса Стайнког. Потом жила на Гнилом фьорде.
Скальд присвистнул, неловко поглядывая на меня. Сама не знаю почему, но рассказывать ему такие подробности о своей жизни не казалось сейчас чем-то страшным. Я мало видела в своей жизни таких людей, как он, и возможно именно это в нем и привлекало — его речи, его повадки и образ мышления притягивали, заставляли поверить в его добродушную непосредственность.
— Тогда да, не повезло тебе, — он цокнул языком. — Эх, родись ты севернее, у реки Паган...
— А что у той реки? — спросила я и попыталась сдуть прядь волос, выбившуюся из косы.
— Да тоже ничего хорошего, — горько вздохнул он. — Все так же, как и везде, да только земли пахотной побольше. Но там другая беда.
— И какая же?
— Соседи, — пожал плечами Цугин. — Там, где есть еда, там всегда будут и те, кому она, как они думают, нужнее. Ни разу не слышал, чтобы ярлова дружина вовремя поспевала к тем деревням.
— Как и к моей... — вздохнула я. — Ладно, не будем о грустном. Надо бы...
Я взглянула на небо, щурясь от яркого света. Солнце клонилось к закату, и уже через пару часов должна была опуститься на землю вечерняя прохлада. Нельзя спать на таком холоде, а значит придется разбудить пиявок на ужин и нормально разбить лагерь.
Когда солнце наконец начало опускаться к горизонту, а из дремучего леса потянулся густой туман, я подошла к пиявкам, все так же мирно посапывающем на своем прежнем месте. Стараясь ненароком их не напугать, я стала мягко трясти то одного, то другого за плечи.
— Эй, давайте поднимайтесь.