Белый край

Когда на тундру уже опускалась ночь, а на небе зажигались первые яркие звезды, я разглядела из-за спины своего "кучера" впереди, где-то вдалеке, тускло мерцающие огоньки человеческого поселения. Оно явно было небольшим, всего несколько домов, но над всем этим возвышался особо яркий огонек, сверкающий в ночи, словно маяк.

Подъезжая ближе, я наконец-таки смогла рассмотреть большую по меркам тундры стоянку оленеводов. Над пустошью высились круглые шатры из шкур, на самой вершине которых располагалось отверстие-дымоход, и каждое из них было украшено какой-нибудь скульптурой из дерева. Именно они и сверкали в ночи в отблесках очагов внутри домов, подумала я, ведь ни окон, ни дверей в домах не было.

И над всей стоянкой возвышалось, особенно выделяясь в ночи, большое здание, сооруженное несколько иначе, нежели остальные. Оно высилось на большой плоской скале, которую словно кто-то специально воткнул посреди тундры как ориентир для усталых путников. Шкуры не были растянуты на деревянном каркасе, как это было у остальных домов, а вместо этого накрывали собой саму скалу и веревками с кольями были закреплены за промерзшую землю под скалой. Оно явно было единственным, которое не разбиралось для переезда на новое место — это здание стояло здесь круглый год.

Нэна с мужем и дочерью на руках жестом приказала мне идти за ней, и я, не имея иных вариантов, спрыгнула с саней и пошла по глубокому снегу за ними. Они поднимались вверх по скале по выдолбленным в камне протоптанным ступеням, и лишь только мы оказались наверху, как отец девочки тут же перерезал ножом липкие тряпки, сковывающие ее рот. Девочка громко закричала, заплакала, и ее мать стала прижимать ее к своей груди, пытаясь убаюкать.

— Здесь можно говорить, — улыбнулась Нэна, взглянув на меня. — Идем, я познакомлю тебя со своей матерью.

Я неуверенно взглянула сперва на нее, а затем на ее мужа, но он в ответ лишь молча кивнул. Вместе с ними я зашла внутрь шатра, вздыхая и расслабляясь от тепла, что царило в нем, и огляделась. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь горящим посреди шатра небольшим очагом, но даже в темноте я смогла разглядеть сморщенное лицо старухи. Она медленно подняла на меня взгляд своих полуслепых глаз и улыбнулась, сверкнув острыми, как бритва, зубами.

— Долго же я ждала тебя.

Глава 23: Ойкон

Пламя очага ярко вспыхнуло, отблесками освещая множество осколков человеческих костей и черепов, подвешенных под потолком. Я поежилась от внезапного порыва ветра, ворвавшегося в жилище, а дитя на руках своей матери громко заплакало.

— Вон, — коротко сказала старуха, взглянув на свою дочь и ее мужа. — Оставьте нас.

— Но, матушка... — начала было Нэна.

— Вон! — прохрипела, перебивая, ее мать.

Коротко поклонившись, родители с новорожденной на руках спешно покинули жилище, оставив меня наедине с жутковатой женщиной. Она широко и криво улыбнулась и дружелюбным жестом дрожащей руки указала мне на место у очага.

— Присядь, Майя, — улыбнулась она. — Разговор стоя не пойдет.

Шумно сглотнув, я кивнула и присела на теплую шкуру мамонта, расстеленную у очага, сложив руки на коленях. Сейчас я старалась вести себя не слишком вызывающе, так как, судя по всему, попала не просто в логово врага, а дом такого недруга, который знает обо мне все.

— Не удивляйся тому, что я знаю тебя, Майя, ибо это не так, — продолжила старуха, когда я села. — Я лишь помню тебя, но до сего момента мы с тобой не встречались.

— Что? — непонимающе переспросила я. — Вы меня... Помните? При том, что мы никогда друг друга не видели? Что это значит?

— Мое имя — Инга, — игнорируя мой вопрос, представилась она. — Нас с тобой ждет долгий разговор, поэтому скажи мне, милая, не голодна ли ты?

— Я, э... — неуверенно протянула я в ответ. — Нет, благодарю. Я не могу есть сырое мясо, особенно...

— Человеческое? — улыбнулась Инга. — Верно. Наше племя — страх любого путника, ищущего путь на север. Но тебе не стоит бояться нас, потому как никто не рассказывает о нашей гостеприимности.

— Гостеприимности? — невольно усмехнулась я. — У вас человеческие останки под потолком висят. Не сочтите за неуважение, но это о многом говорит.

— Ты и сама знаешь, что такое голод, Майя, — горько усмехнулась старуха и взяла в руки длинную узорчатую трубку. — Я помню это. Помню, что ты поведаешь мне свою историю этой ночью.

— Как... Почему помните? Что это значит? — тряхнула головой я, непонимающе глядя в глаза собеседнице. — Я уже приходила к вам? Это был... Кто-то до меня? Тот, кто оставил на моем пути послания, высеченные в камне?