Белый, красный, черный, серый

Вопрос этот не дает мне покоя до конца Всенощной – вся служба проходит мимо. А по дороге из церкви – другой морок: в больничном утреннем свете белеет грязной простыней река Вихляйка, где во льду все еще не разошлась та злосчастная полынья. От одного ее вида у меня крутит в животе – и я не понимаю, что это: страх, вина или тоска… Тоска по Тимуру, с которым свела меня Вихляйка в тот проклятый день?.. Свела меня… Свела меня с ума. Сегодня я его не видела в храме – значит, он болен, и завтра, на Субботнике, я его тоже не увижу.

Утром субботы выстроили всех на плацу перед школой, разбили на бригады по пятнадцать человек, кому грабли дали, кому лопаты, кому метлы, кому тяпки, кому что – и вперед марш. Морковка орет по бумажке:

– Так, первая бригада – бригадир Темняков – во двор: красить заборы! Вторая – бригадир Лезга – на железную дорогу: расчистка путей! Третья – бригадир Кутасова – в школу: мыть окна! Четвертая – бригадир Гамаюн – в сад: уборка земли! Пятая – бригадир Базлаев – в сад: обрезка деревьев! Шестая – бригадир Иванов – на машины: вывоз мусора!.. Седьмая… Восьмая… Девятая… По ме-ста-ам! И запомните: кто будет филонить – останется без Пасхи: дополнительная неделя поста! Работать! Без дела вы все – чепуха болотная, плевел и сорняк!..

Мы идем в сад, навьюченные огородным инвентарем. Рита – как всегда бригадир, у нее талант командовать трудовыми процессами, и сама она так ловка в любой работе, что ей с удовольствием подражают.

– Так, девки! Прошлогодние листья, гниль и ботву – в компостные кучи, остальной мусор – в тачки и везем вон туда, в конец аллеи, сваливаем в кузов грузовика! И чтоб все тут было вылизано, как яйца у кота!

Юрочка – бригадир секаторов. Они, как вороны, расселись на деревьях, щелкают, глядят на нас сверху вниз со своих ветвей и приставных лестниц и время от времени глумливо каркают.

– Давай, давай!

– Усманова, двигай мослами!

– Гольцева, не спи!

– Лещенко, греби граблями!

– Марьялова, заправьсь!

– Левое плечо вперед!

– Энергичней, веселей!

– Командирша, ну-ка, покажи как надо!

Рита, не смущаясь, хохочет и показывает как надо – отбирает грабли у криворукой рохли Маши Великановой и быстрыми, чеканными движениями расчесывает землю. Она одна может наработать за троих – и кажется, будь ее воля, она бы у всех отобрала грабли и сделала все сама.

– Динка, Ксюха, Анютка, тачки! – кричит.

Сгружаем в тачки мусор и бежим по аллее к грузовику. С деревьев – крики и свист.

Тачка спотыкается на кочках. Подвожу ее к грузовику. Там двое принимают:

– Давай сюда.

И тут из кабины выпрыгивает он… Тимур. Идет навстречу, поводя плечами. Улыбка – белоснежная, глаза широкие горят. Я застываю, словно пораженная яркой вспышкой света… И не помня себя, бегу обратно.

– Эй, ва-ва![14] – смеется вслед Тимур.

Бегу. И почему-то слезы на глазах.

– Стой! Да стой же ты, чумная!

Догоняет. На деревьях все секаторы затихли. На земле – все грабли замерли и смотрят.

– Ты забыла тачку. Вот. Держи и не теряй.

Мои глаза упираются в пуговицу на его робе – складки расходятся лучами от петли, натягиваясь упруго на его взрослой выпуклой груди. А выше я не смею взгляд поднять. Боюсь ослепнуть.

Поворачивается, уходит. Я стою, тупо гляжу на тачку. С деревьев раздается тихий многозначительный свист.

– А ну, пятая бригада! – рявкает вдруг Юрочка. – Хватит клювами щелкать! За дело!

У Юрочки мягкие лошадиные губы, он пахнет дрожжами и одеколоном «Отрок» – я замечаю это, когда мы гуляем втроем после субботника. Резкий запах. Раньше я не замечала. И воздух – сырой, парной, с навозным духом весны и едкой волной креозота, потому что рядом, с наветренной стороны, – узкоколейка детской железной дороги. Гудят рельсы, нежно сипит и чихает гудок тепловоза. В синих вагончиках сидят пионеры и, проезжая под знаком «поднять нож, опустить крылья», смотрят на нас внимательными детскими глазами.

– Надо создать тайный союз, – говорит Рита. – Союз трех!

– Против кого будем дружить? – спрашивает Юрочка.

Глазки его, льдисто-синие, как бы скользят по поверхности вещей. Рот растягивается в улыбке, виден сколотый резец, зубы тускло-прозрачны… Цвет лица серовато-розовый, с белесым отливом волосков на висках и щеках. Я как будто впервые вижу его. Он состоит из тонких сложных оттенков и расплывается за границы четкого схематичного контура, как акварель. Да, наконец-то я поняла этот нафс. Юрочка – акварель. Но с резко очерченным, просвечивающим сквозь бледный красочный слой, каркасом.