Белый морок. Голубой берег

— Хорошо, об этом мы еще поговорим.

— А разве мы не поняли друг друга?

— В принципе. Но, кроме принципа, есть еще и логика.

Клава сердито сверкнула черными глазами, но ничего не ответила. Молча принялась промывать пшено, а он неторопливо пошел вдоль берега, не зная, куда и зачем. Просто не мог оставаться на одном месте. В последние дни с ним вообще происходило непонятное. Словно бы он потерял нечто очень важное и большое, и от этой утраты в груди беспрестанно мучительно ныло. Прежде решительный и уравновешенный, Артем незаметно для себя стал неуверенным и подозрительным. Как смертельный недуг, его изнуряла мысль, что во всех бедствиях и неудачах отряда партизаны обвиняют его. Правда, об этом пока еще никто и словом не обмолвился, но таинственные шушуканья во время переходов, как бы невзначай брошенные в его сторону косые взгляды, частые и ничем не оправданные взрывы гнева у Одарчука…

Артему казалось, что Ефрем никак не может смириться с положением подчиненного и на каждом шагу выставляет напоказ его, Артема, невежество в военном деле. И что всего ужаснее — Одарчук в большой степени был прав. За время, проведенное в лесах, Артем ясно увидел, какую ошибку он допустил, согласившись взять на себя обязанности комиссара отряда. Для такого дела нужен был человек понимающий, бывалый, авторитетный, а он… Да, он умел горячим словом расшевелить и повести за собой хоть на край света сельскую комсомолию, знал, как зажечь в лютую стужу на штурм мировых рекордов свою бригаду бетонщиков, мог по три смены кряду не сходить с трудовой вахты, до черных мотыльков в глазах грызть гранит науки на голодный желудок, но вот что касается военного дела… Если говорить откровенно, то он никогда серьезно о войне не думал. Еще с ударных днепрогэсовских дней влекли его тайны искусства зодчих, и он все силы отдавал изучению нелегкой строительной науки. А если и клеймил поджигателей войны на партконференции или на институтском семинаре, то больше потому, что так было заведено, повторял вслед за другими, что воевать будем на чужой территории и малой кровью. Даже в подполье он оказался, можно сказать, случайно.

До середины сентября Артем оставался в Киеве, возглавляя при штабе 37-й армии специальное подразделение, которое возводило на окраинах города бетонированные оборонные сооружения. А когда из Ставки пришел приказ об отступлении, тронулся на восток. Но выбраться из вражеского кольца, которое плотно замкнулось вокруг киевской группировки советских армий, ему не удалось. В трубежских болотах, неподалеку от села Борщив, он попал в такую адскую круговерть…

После продолжительных мытарств на оккупированной территории Артему пришлось возвращаться назад в Киев. На какое-то время он нашел приют у своего бывшего научного руководителя Дмитра Крутояра, а когда случайно встретился на улице с давним другом по рабфаку Кузьмой Петровичем, то перебрался по его настоянию на Соломенку. Ну и конечно же без рассуждений включился в работу, которой отдавал себя без остатка Петрович. Сначала оборудовал на квартире у безногого Миколы Ковтуна подпольную типографию, потом совершал подкопы к кабелю Киев — Берлин для подслушивания разговоров оккупантов, устраивал в завалах тайники для оружия. А когда весной подпольный горком стал формировать из подпольщиков партизанский отряд, Артему предложили принять на себя обязанности его комиссара. Без особенного энтузиазма принял он это предложение, но все же принял. А теперь вот горько раскаивался, что не хватило у него тогда ума трезво оценить свои возможности и отказаться от непосильной ноши.

Артему никогда не приходилось воевать во вражеском тылу, о партизанах он знал лишь по рассказам старых рубак да из прочитанных книг. О, эти книги! Сколько тысяч страниц написано о блистательных подвигах лесных рыцарей, о романтике их борьбы! Конечно, немало в том было правды. Однако сейчас Артем хорошо понял: во многих книгах почему-то умышленно замалчивались теневые стороны жизни партизан; за эти две недели он убедился, что в их жизни есть, так сказать, оборотная сторона — серые будни, о которых некоторые не любят говорить, но которые поглощают не меньше сил и энергии, чем открытая борьба с врагом. Ведь кроме ночных вылазок партизаны должны где-то спать во время ненастья, что-то есть, что-то надевать и обувать. А где брать оружие? Медикаменты? Каким образом наладить надежные связи с местными патриотами? Одним словом, сотни и сотни проблем!