Белый морок. Голубой берег

— Нет, ты это серьезно?

— Даже в лучшие времена я не умел шутить, а теперь…

— Выходит, ко всему ты еще и малодушный человек!

— При чем тут малодушие? По коню и всадник. А какой из меня всадник? Поэтому я так полагаю: если ты не ощущаешь в себе искры божьей к какому-нибудь делу, честно признай это и сойди с дороги. Народ непременно найдет достойных вожаков и не осудит, не заклеймит презрением того, кому эта ноша оказалась не по плечу. А я лично не ощущаю в себе таланта полководца. И готов об этом открыто заявить.

Теперь Ляшенко смотрел на Артема с нескрываемым уважением. Он и прежде уважал этого искреннего, хотя кое в чем и нерешительного человека, но после только что услышанного… Ему было и совестно, и больно, что упрекнул Артема в малодушии. Нет, малодушные неспособны на такое! И все же он не смог согласиться с решением Артема.

— Я тоже за то, чтобы по коню был и всадник: здесь мы единомышленники. Но подумай, какие будут последствия. Верю, ты решился на такой шаг из самых искренних побуждений, однако как это расценят люди… Не забывай, они только начинают привыкать к суровой партизанской жизни. Самое главное сейчас, чтобы они поверили в своих командиров. Сам посуди: как воспримут они твое отречение? Петрович исчез, ты отрекся… Ох, трудно вселить веру в бойца, когда он заметит, что изверились его командиры! А впереди ведь еще бои и бои…

Гнетущее молчание.

— Одарчук не хуже меня поведет их в бой. У него опыт за плечами. Он еще в гражданскую съел на этом зубы.

— Знаю. Только сейчас не гражданская. Ефрем — первоклассный рубака, но нынче с саблей далеко не уедешь.

— А я и саблей не владею.

— Так возьми себе в заместители Ефрема. Ну, а я уж со штабом. Втроем будем нести этот нелегкий крест, пока наладим связь с подпольным горкомом партии. В конце концов, только горком компетентен решать такие вопросы. А там гляди… — Ляшенко хотел еще что-то сказать, но поблизости затрещал сушняк под чьими-то ногами.

Это шел к озеру Одарчук. Раздетый до пояса, мускулистый, он выглядел очень молодо. Увидев Артема и Ляшенко, крикнул:

— Что за черная рада, кат бы вас побрал?

— Да вот предлагаю Артему тебя в заместители.

— В заместители? — По губам Одарчука скользнула саркастическая усмешка. Он многозначительно вздохнул и с иронией в голосе спросил: — Ну и что же, комиссар, берешь меня под свою высокую руку?

— Только после вступительных экзаменов, — попытался свести все в шутку Артем.

Но Одарчук в таких случаях шутить не любил.

— А я свои экзамены еще в гражданскую сдал. И экзаменаторы у меня были что надо… Действовать, уважаемый, надо, действовать, а не размышлять. И так уже две недели протранжирили. Да за это время знаешь сколько можно было дел провернуть? По-моему, не таким способом надо Мажару разыскивать. Две-три громкие операции, и слава о нас полетит быстрее ветра. И не мы за Мажарой, а он за нами станет бегать, кат бы его взял. А то шляемся по лесам, остерегаемся собственной тени…

— Что ж, Ефрем, этой речью ты засвидетельствовал, что стратег из тебя порядочный.

— Не шути! Я, может, в гражданскую полком командовал. И неплохо! Вон под Шепетовкой столько гайдамаков нашинковал, что похоронники за неделю не могли зарыть. Если бы в армии остался, глядишь, уже в генералах бы ходил…

Минутная пауза.

— Так вот, товарищ Одарчук, — уже совершенно серьезно сказал Артем. — Будите людей, пусть побреются, приведут себя в порядок, Пока светло. Сегодня я должен огласить приказ о распределении между нами обязанностей до прибытия Петровича.

В знак согласия тот кивнул головой и трусцой побежал к глинистому бугру. А через минуту оттуда послышался его голос:

— Подъем! Всем побриться, привести себя в порядок и подготовиться к построению! Подъем, кат бы вас побрал!

Заспанные, измученные переходами и голодом партизаны по двое, по трое плелись к озерку, но там сразу преображались. Брызгали друг на друга водой, озоровали. Нашлось даже несколько смельчаков, отважившихся переплыть озеро. Всплески, смех, гам. И даже резкий двойной свист, долетевший издали, не насторожил никого из купавшихся. Все знали: сигнал тревоги — три коротких посвиста, а это, видимо, сторожевой пост сообщает о возвращении из разведки кого-то из своих.

Только Артем, Одарчук и Ляшенко бросились к глинистому бугру. Там, среди деревьев, они увидели Митька Стасюка. Наверное, пробежал он немало километров без передышки — чуть держался на ногах, был мокрый, расхристанный…

— Что с тобой?

— Беда, комиссар…

Парня усадили на землю, дали воды.

— Кажется, напал на след… Мажары. — Грудь Митька ходила ходуном, он никак не мог отдышаться. — Из Миколаевщины я… Там вчера женщину повесили… Якобы на Житомирском шоссе поймали…

Трое переглянулись: в группе Мажары были женщины.

— Еще узнал… там, в холодной, сидят несколько партизан… Их тоже не сегодня завтра повесят…

— Выручать надо! Слышишь, комиссар, немедленно выступаем на выручку! — заволновался Одарчук. — Завтра будет поздно.

— Немцев в селе много? — спросил Артем.