Читаем Белый морок. Голубой берег полностью

— Как, по-вашему, лучше ударить по ним? — обратился Артем к спутникам. Кому, как не им, бывалым командирам, принадлежит решающее слово.

— Очень просто, — загорается Одарчук. — Рванем через левады и сады на майдан и гранатами по окнам! Не успеют глаз продрать, как мы их всех разом…

— А как быть с лошадьми?

— Что с лошадьми? Посадим на них самых смелых, и пусть прокладывают дорогу.

— Это через сады и огороды? — роняет Ляшенко как бы между прочим.

Одарчук проглатывает язык.

— Коней лучше бы тут оставить, — рассуждает вслух Ляшенко. — С лошадями в кустарниках одна морока. Да и стук копыт или случайное ржание может насторожить часового… Кроме того, я советовал бы перекрыть дороги из села и перерезать телефонные провода. Это под силу четырем бойцам: по два в каждый конец села. Кстати, именно их и следует посадить на коней. Ну, а основная группа незаметно пробирается к майдану, берет в кольцо школу, снимает часового и накрывает сонную полицайню со всем гамузом. Только я решительно против того, чтобы применять гранаты. В подвале школы партизаны, а неизвестно, какое там перекрытие. Одним словом, я против фейерверка.

— Сразу видно: штабист, — хихикнул Одарчук. — Такую академию развел… Да поручите это дело мне. Я без мудрствований лукавых, как раз плюнуть, раздавлю это гадючье гнездо. За каких-нибудь полчаса и руки умоем, кат бы вас побрал!

Возможно, Одарчук и в самом деле за полчаса бы расправился с полицейским выводком, однако Артем предпочел план Ляшенко.

Вернулись на опушку. Артем сразу же стал разъяснять партизанам план будущей операции, почти каждому ставил конкретную задачу. Ведь отряд, кроме освобождения мажаровцев из плена, должен был пополнить запасы оружия, патронов, продовольствия, одежды, медикаментов.

— Прости, комиссар, но не забудь и о документах подумать, — раздался голос Ксендза. — Без образцов фашистских документов нам туго придется.

— Да, да, необходимо и фашистские документы добыть, — спохватился Артем.

— В Миколаевщине и кони должны быть, — сказал кто-то из темноты. — Может, и коней прихватим, а?

— На месте решим, — ответил Артем. — А сейчас я хочу напомнить: это наша первая операция и совершить ее мы должны так, чтобы потом никому не пришлось краснеть. Силы противника, по предварительным данным, не так уж и значительны, но все может статься. Поэтому полагаюсь на вашу выдержку, отвагу и находчивость!

И вот уже тронулись на перекрытие дорог из Миколаевщины четыре всадника. Как только они растаяли в океане мрака, оставил опушку и отряд. Вслед за Митьком миновали выгон, спустились на дно оврага, где в прошлогодней траве плескалась вода, вышли на левады. Глухо, темно, как в заброшенном погребе. Невольно возникает беспокойство: не нарушить бы тишину, не выдать себя преждевременно!

Наконец и сады. Теперь будь особенно бдителен, партизан! До хат — считанные шаги; в какой из них друг, а в какой враг! Затаив дыхание полтора десятка человек с зажатым в руках оружием на цыпочках ступают между деревьями. Осторожнее, осторожнее!

Дорогу пересекает какая-то ограда. Останавливаются — тын. За тыном стелется безмолвная улица, сжатая темными рядами построек.

— А где же майдан? — шепчет на ухо Митьку Артем.

Тот нерешительно вертит головой и растерянно отвечает:

— Да должен быть поблизости…

Минутная пауза.

— Заграва!

— Я!

— За мной! И ты, Митько. Остальным ждать тут. — И Артем с двумя другими идет вдоль тына.

Словно на чужих ногах, плелся Митько позади комиссара. В лицо ему жарко плескалось невидимое пламя, перед глазами плавали пестрые круги. «Какой позор! Заблудиться в садах! В лесу не сбился с дороги, а тут — заблудиться! Что это со мной! Да если бы комиссар еще прикрикнул на меня или выругался, было бы легче, а то ведь ни словечка не вымолвил, на розыски майдана отправился сам. Почему это он так?»

Митько не заметил, как они впритык подошли к ветхой, скособоченной хатенке с единственным, не закрытым ставней окошком. Комиссар подал знак затаиться. И, когда Митько с Василем прижались спинами к обитой досками стене, тихонько постучал в окно.

Из хаты отозвался женский голос:

— Кто там? Что надо?..

Артем тихо попросил хозяйку выйти во двор. Она, наверное, сообразила, что за гость прибился к ее жилищу, мигом бросилась к двери. И еще из сеней запричитала:

— Ой, сыночки мои горькие! Как же это я сразу не догадалась? Наверное, подручные батька Калашника?..

— Тс-с! — прошипел Заграва, когда она, босая, раздетая, появилась на пороге. — Фашисты в хате есть?

— Да господь с вами! — тоже шепотом зачастила она. — Где это видано, чтобы в таких развалюхах фашисты квартировали?

— В селе много полицаев?

— Да хватает, чтоб их лихая година побила! Тутошних, правда, только четверо, да пришлых принесло. В школе гнездятся… Ох, как вы вовремя, сыночки! На утро же душегубы назначили вешать партизан. Мало им того, что вчера какую-то девчоночку сгубили, так утром еще собираются…

— Где сейчас арестованные?

— В подвале школьном. Боже, как их там мучают… Только совсем недавно крики и стоны стихли…

— Сколько в школе полицаев? По селу часовые расставлены?

Перейти на страницу:

Все книги серии Тетралогия о подпольщиках и партизанах

Похожие книги

Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза