Белый морок. Голубой берег

— Без единой царапины! Кстати, помощничек у нас оказался молодчиной: часовой и не трепыхнулся!

— Где Кондрат?

— А вон, тоже у стенки.

На радостях Артем приказал вывести Кондрата из шеренги пленных полицаев и дать ему штаны какого-нибудь карателя. Кондрат, бледный как смерть, низко кланялся и благодарно лепетал, заикаясь:

— Теп-перь вы убедились, что я не-е с ни-ми?..

— Об этом потом. Заграва!

— Я здесь!

Кондрат опять за свое:

— Командир, что в-вы с-собираетесь со мной д-делать? Я так с-старался…

— Да не дергайся ты как телячий хвост, в пекло к чертям не отправим, — гигикает опьяненный успехом Одарчук.

— Командир… Не гони от себя, теперь мне все равно больше некуда… — сыплет скороговоркой Кондрат, будто торопится на пожар. Куда и девалось его заикание. — Если я останусь в селе… Мало ли какой народ тут есть!.. А я вам не раз пригожусь… Возьмите в отряд… Разве я не доказал?..

— Ладно, возьмем, но об этом после. Сейчас тебе такое задание: веди наших хлопцев по домам местных полицаев, пусть всех до единого выловят!

— С радостью, с превеликой радостью! — Кондрат кланяется так, словно у него вовсе нет хребта.

— Заграва! Бери человек пять и катай с Кондратом. Но гляди у меня!

Не успел Василь уйти, Артем обратился к Одарчуку:

— А что с невольниками? Мажары среди них нету?

— Варивон никак с замком в погреб не сладит.

— А ключи? У них же должны быть от подвала ключи, — брезгливо кивнул Ляшенко на полицаев.

— Должны. Но сейчас эти вурдалаки ничего не помнят. С перепоя даже свои имена позабыли. Нализались как свиньи. Лучше пойдем Варивону поможем.

— Хорошо. А ты, Данило, организуй охрану пленных и сними с виселицы повешенную, — бросает Артем уже на ходу. — Будем ее при всем народе хоронить.

Еще хотел распорядиться, чтобы позвали сюда Митька, но под рукой никого не оказалось. Каждый был занят делом: одни собирали трофейное оружие, другие упаковывали постели полицаев и мундиры. Ксендз тщательно очищал ящики служебных столов местных правителей. Нескольких парней пришлось направить к амбарам и конюшням общественного двора. «Ничего страшного, — решил Артем. — Позовем Митька попозже. Вернется Заграва, и позовем».

Вышли с Одарчуком на крыльцо. Занималось утро. На фоне блеклого неба четко вырисовывалась сельская колокольня, была видна виселица, мрачно возвышавшаяся над майданом. Село спало, не догадываясь, какие события происходят у школы.

— Ну, как тут у тебя? — спросил Одарчук Варивона.

— С голыми руками к такому замчищу лучше и не подступать.

Замок на дубовой двери и впрямь был пудовый, а в руках у Варивона один только нож. Однако общими усилиями оторвали скобу, дверь со скрипом распахнулась. Одарчук приложил рупором ладони ко рту и крикнул в черную пасть подземелья:

— Эге-ей! Кто тут? Выходите, вы свободны!

Но в ответ ни радостных возгласов, ни слов благодарности.

«Опоздали… Неужели опоздали?» — похолодело у Артема в груди.

Из школьного коридора принесли керосиновую лампу. Одарчук первым ступил в холодное подземелье. А через минуту послышался его отчаянный голос:

— Гады! Кары на вас нету, гады!..

Артем и Варивон, шедшие за ним, окаменели. Кирпичные стены подвала были сплошь забрызганы кровью, цементный пол склизкий, загаженный, а воздух как в мертвецкой. У Ефремовых ног без малейших признаков жизни лежала голая девушка со связанными над головой руками, вся в синяках и ранах. В углу, в темной луже, корчился худенький подросток. И больше никого.

— Так вот почему эти выродки не могли «вспомнить», где ключи от погреба! — заскрипел зубами Варивон. Выхватил из-за голенища нож, метнулся к неподвижной девушке, осторожно, чтобы не поранить, разрезал веревку, которой были связаны ее маленькие, почти детские руки. Так же осторожно поднял ее голову, откинул с распухшего лица черные пряди волос, заглянул в остекленевшие глаза и припал ухом к изрезанной груди.

Артем и Одарчук замерли: жива или нет? Больше всего сейчас на свете они хотели, чтобы Варивон сказал: «Дышит!» Но он опустил голову девушки, устало сунул нож за голенище, сник.

— Воды… — внезапно раздался чуть слышный хрип из угла.

В одно мгновение все трое очутились возле парнишки, подхватили его на руки. Он застонал. Но и стон их обрадовал: жив мальчонка, все-таки жив! А он раскрыл тяжелые веки, уставился на своих освободителей, но на изувеченном его лице не отразилось ни радости, ни удивления.

— Воды… Горит все…

— Сейчас, голубчик, сейчас — И Варивон опрометью бросился к лестнице.

— Посадите… Дышать тяжело…

Его посадили.

— Кто ты? Откуда?

Мальчик назвался Иваном Забарой.

— А вы?.. Кто вы такие?..

— Да разве ж не видно? Партизаны!

— Не из бригады генерала Калашника? — сразу оживился Забара.

Одарчук метнул на Артема торжествующий взгляд: слышишь, мол, о Калашнике земля слухом полнится.

— Можешь считать, что так, — сказал Артем.

Забара судорожно сжал его руку и, захлебываясь, зачастил: