На узенькой полоске луга, прижатого к озерку ольховыми зарослями, где паслись стреноженные кони, Артем набрел на толстую дубовую колоду, неведомо кем и когда оставленную у самой воды. Выжженная солнцем, выстуженная ветрами, потрескавшаяся, она лежала, наполовину увязнув в земле, как укор равнодушию и бесхозяйственности. «И кому пришло в голову тащить ее сюда сквозь кустарник?» — заинтересовался Артем. Долго смотрел на могучую, но уже подточенную временем колоду, потом сел на нее, нагнулся, чтобы зачерпнуть ладонью воды. И тут из синей глубины на него глянуло какое-то страшилище: жесткие, как проволока, волосы на голове всклокочены, скуластое лицо давно не брито, глаза в темных впадинах. «Вот так дожил! Глядишь, скоро и звери начнут от меня шарахаться… Сегодня же нужно побриться. Всем, непременно всем! Как бы там ни было, а мы не должны терять человеческого подобия!»
Он хотел было встать и пойти за бритвой, как вдруг на плечо легла чья-то рука. Оглянулся — Ляшенко. Невысокий, худощавый, как всегда приветливый и ласковый, с улыбающимися серыми глазами. Казалось, этот человек никогда не знал в жизни ни горя, ни нужды. Из-за этого добродушия и мягкости он больше походил на пасечника или садовника, чем на недавнего кадровика-штабиста, боевого друга командарма Дубового.
— Не спится? — голос у Данилы мягкий, приглушенный.
— По правде говоря, не до сна мне.
— Все соображаешь, как с Мажарой встретиться?
— Да сколько же можно?
— Что поделаешь: ему одна дорога, а нам — десять.
Ляшенко присел рядом. Вынул из кармана кожаный кисет, стал скручивать цигарку.
— Не понимаю, хоть убей, не понимаю, куда мог деваться Мажара! — взялся мастерить самокрутку и Артем. — Словно сговорились все! Там Петровича ждали, теперь — Лаврина. Две недели потеряли только на сборы. Да с такой оперативностью… Иногда мне думается, что Мажара вообще не выходил из Киева…
Ляшенко как-то горько кривит губы, неопределенно пожимает плечами.
— А что же ему в Киеве делать? Ждать, пока гестаповцы петлю на шею накинут? Нет, это ты напрасно о нем так…
— Ничего дурного я не имею в виду. Просто могло же его что-то задержать в городе.
— На другой бы день выбрался. Мажару я еще со времен гражданской войны помню. Он хитрее старого лиса. Такому и сам черт не страшен. По-моему, он подождал связного, а потом, почуяв неладное, завязал узелок. Ты не очень о нем убивайся, Мажара не пропадет.
— У него же в группе всего семь человек. Если каратели нападут на их след, в порошок сотрут.
— Не сотрут. Говорю же тебе: Мажара хитрит. Это его испытанный прием. Вот увидишь: скоро объявится живой и здоровый.
— Но ведь мы не можем ждать его столько времени, просто не имеем права.
— Нас никто и не принуждает ждать сложа руки. Ты извини, но если уж откровенно… Хочешь знать, что я сделал бы в первую очередь? Стал бы налаживать связи с населением. Мы будем слепыми и глухими до тех пор, пока в каждом селе, на каждом хуторе не найдем надежных помощников. Я уверен, что эти помощники сами нащупают группу Мажары и укажут ему к нам дорогу.
— Что ж, ты прав. Связи с населением — залог наших успехов. И все же в первую очередь я решил послать в Киев нового связного. Должны же мы наконец знать, что там творится. Да и Мажара, если он не в городе, то, наверное, тоже направит своего связного в запасной горком партии. Вот таким образом мы и найдем друг друга.
— Это идея! — оживился Ляшенко. — А кого думаешь послать в Киев?
Артем нервно пригладил руками свои жесткие волосы.
— Знать бы кого! Для такого дела нужен особый человек. Если уж Верчик Павло, армейский разведчик, не смог…
— Я знаю такого человека.
Артем схватил Ляшенко за рукав и спросил почти шепотом:
— Кто?
— Он… перед тобой.
Руки Артема тяжело упали на колени.
— Для тебя и здесь работы хватит.
— Но ведь это, всего на два-три дня.
— И не проси!
Ляшенко сразу сник, стал каким-то тихим и беззащитным.
— И все же я непременно должен побывать в Киеве! — сказал он после длительного молчания. — Я должен наконец знать, ушла моя Талочка на хутор или нет. Понимаешь, еще весной хотел отправить ее под Коростышев — там у меня свояк проживает, — она заболела. Так и оставил ее больную одну… Веришь, вот уже который день места себе не нахожу. Словно предчувствую что-то недоброе. Пойти бы узнать, тогда бы и силы прибавилось. Пока вы тут мозоли подлечите, я бы успел…
Артем не сомневался, что у Ляшенко действительно прибавилось бы сил, если бы он убедился, что единственная его дочь в безопасности. И в другое время Артем, не задумываясь, отпустил бы его, но сейчас…
— Ты нужен здесь.
— Что же, спасибо и на этом. — Данило встал, одернул по старой привычке гимнастерку.
Встал и Артем.
— Да пойми ты, не могу я сейчас посылать тебя в Киев, — ласково заглянул он в затуманившиеся Даниловы глаза. — Хочешь знать — почему? У меня есть намерение сложить с себя обязанности командира отряда. Сегодня же!
Ляшенко удивленно заморгал глазами, словно не веря услышанному.
— Не спец я для такого дела, — продолжал Артем. — Вы с Одарчуком люди военные, вам и карты в руки. А я уж комиссаром при вас…