Белый морок. Голубой берег

— Мне-то откуда знать? — покачивая раненую руку, будто младенца, буркнул Щем. — Мы действовали в соответствии с разработанным планом. В строгом соответствии! Как и было приказано, прибыли в Мануильское лесничество вчера перед полуднем. И притом с катюжинского направления. Никуда не заезжали и ни с кем в дороге разговоров не вели… Уже в тот момент, когда впереди показалась деревянная арка над въездом в лесничество, мне почему-то вдруг заманулось, извините за выражение, до ветру. Я хлопцам мигнул — и в придорожные заросли. Будто всевышний надоумил меня! А вскоре слышу: какой-то крик, ржание коней. Приподнялся из-за кустов — наши подводы окружены черномундирниками, которые будто из-под земли вынырнули. Вижу, хлопцы им документы тычут, а те силком стаскивают их с повозок. Не успел я понять, что и к чему, как возле подвод такое началось… Одним словом, там закружилось, завертелось что-то страшное, послышались крики, выстрелы… Среди той заварухи я смог лишь уловить слова Кости Тернового: «Убегай, Щем, и передай нашим — измена!..»

— Он точно так и сказал: измена?

— С места мне не встать, если вру. Если бы не это слово, я непременно разделил бы участь товарищей, но если там измена… Опять ведь кто-нибудь из наших обожжется! Разве не так? Ну, я и дал деру. За мной гнались, но все же мне повезло…

Внезапно из сеней донесся металлический звон. От неожиданности все вздрогнули, повернули головы к двери. Федько, который топтался возле Щема, вдруг ударил в дверь ногой, и, когда она раскрылась настежь, все увидели в освещенном проеме скрюченную фигуру неказистого человека с взъерошенным чубом, человека, который на четвереньках стоял посреди сеней, ощупывая растопыренными руками пол вокруг себя.

— Проклятущее ведро!.. Услышал я, что здесь шум-гам, и с чердака вниз. А оно, проклятое, под ноги… — пролепетал он растерянно.

— А, это ты, Покраш? Ну, заходи, заходи… — сказал Чудин, и все облегченно вздохнули, узнав одного из новичков, прибившихся к отряду вместе с группой корнинских добровольцев.

На Семенютином чердаке Покраш появился совсем недавно. После того как он, такой маленький и немощный на вид, дотащил раненого Аристарха на собственных плечах из-под Бантышей, ни у Артема, ни у Ляшенко просто язык не повернулся, чтобы приказать ему вернуться обратно в учебную команду. Его оставили на «маяке», чтобы малость передохнул да отоспался с дороги. Только он ни на шаг не отходил от своего освободителя, с какой-то светлой радостью взял на себя обязанности и санитара, и официанта, и верного оруженосца. Этот молчаливый человек обладал редкостным даром всюду быть незаметным, никому не мешать, но всегда оказываться под рукой. Вот и на этот раз появился хотя и с нежелательной «музыкой», зато в очень важный момент.

— Тут, кажется, что-то случилось? Чем могу помочь? — поднявшись на ноги, сразу же спросил Покраш, всем своим видом свидетельствуя, что готов по первому же приказу броситься хоть в пропасть очертя голову.

— Да вот Клаву бы сюда… Митяй кровью больно изошел, его перевязать срочно надо. Так ведь, товарищ полковник? — обратился Чудин к Ляшенко, как и положено младшему по воинскому званию.

— Ну да, ну да… — занятый своими мыслями, тот лишь головой кивнул в знак согласия.

Он совсем не обратил внимания на то, как Чудин тут же распорядился: «Давай, Покраш, катай к Колодяжному в сенник и передай: пускай пошлет кого-нибудь в лагерь за Клавой…» Не заметил и того, как стремглав кинулся выполнять этот приказ Покраш. Потрясенный печальной вестью, Ляшенко мысленно справлял панихиду по «Волосожару». А сколько ярких надежд возлагали они с Артемом на эту операцию! Думалось: совершат хлопцы налет на лагерь строителей моста через Тетерев, выведут из фашистской неволи несколько сот военнопленных, вооружат их, подкормят малость, а потом как прокатятся огненным валом по всему Полесью!.. Еще позавчера вечером, отправляя Кремнева, Пересунько, Тернового и Щема в дорогу, они нисколько не сомневались, что через каких-нибудь две-три недели откроют новую страницу своей боевой летописи, когда организуют многосотенное партизанское соединение. Ведь к этой операции отряд готовился особенно тщательно и вдохновенно. Дабы не распылять сил и не отвлекать внимания, было принято решение отказаться от большинства ранее планировавшихся налетов и диверсий и сосредоточиться исключительно на «Волосожаре».