Белый морок. Голубой берег

— Кузьму Петровича Ивкина, кому я трижды обязан жизнью. Смерть непременно настигла бы меня на полтавском шляху, когда я, еле передвигаясь в колонне военнопленных под непрерывными дождями и эсэсовскими нагайками, начал было отставать. Сами ведь знаете: там кто отстал, тому пуля в затылок… Так вот, Кузьма Петрович, сам изнуренный до предела, считай, из-под Березани до самой Дарницы тащил меня на своих плечах. Не из какой-нибудь выгоды, не из тайного расчета, а просто потому, что был Человеком с большой буквы. И потом, уже за колючей проволокой, не бросил меня подыхать с голоду, а что только мог и как только мог доставал из съестного и делился последней крошкой. Кстати, именно он вывел меня на волю. Во время массового побега из лагеря очумевших от голода и отчаяния узников… А в третий раз спас меня от смерти, когда сам, захлебываясь и теряя сознание, переправил на собственной спине через Днепр, по которому уже пошло сало…

— Так, выходит, вы хорошо знали Кузьму Петровича?..

Олесь отрицательно покачал головой:

— Утверждать, что я хорошо его знаю, с моей стороны было бы и нескромно, и неправильно. Кузьма Петрович был человеком настолько самобытным и многогранным, что его и за годы далеко не каждому дано узнать. Точнее сказать, мы просто были добрыми знакомыми. После возвращения в Киев он жил у нас несколько недель.

— Постой, постой, как это — у вас? Я точно знаю, что после побега из концлагеря он жил на Соломенке у какого-то старого железнодорожника.

— Абсолютно точно. Мой дедушка по матери, Гавриил Якимович, всю свою жизнь протрудился на железной дороге и, как большинство железнодорожников, жил на Соломенке, над Мокрым яром. Именно он и откармливал, и отхаживал нас после ледяной купели в Днепре.

— А под видом кого жил у вас Петрович? — как бы между прочим спросил Артем.

Прошлой осенью, возвратившись в Киев из окружения, он случайно встретил однажды товарища Ивкина возле Лукьяновского базара. С первых же слов они нашли общий язык, сверили жизненные цели в условиях фашистской оккупации, договорились о подпольной работе. Прощаясь, Кузьма Петрович сообщил, что проживает у старого железнодорожника на Соломенке под видом учителя со Старобельщины.

И вот сейчас Артем имел возможность в точности проверить: правду говорит этот Химчук или повторяет гестаповскую легенду о Петровиче?

— Пока он жил у нас, представлялся посторонним лицам учителем истории из не оккупированной еще тогда Старобельщины Петром Мерженком…

Лицо Артема просветлело, стало теплее от слабенькой улыбки.

— К сожалению, вскоре ему пришлось покинуть наше жилище. Где-то перед Октябрьскими праздниками в Киев был передислоцирован оперативный штаб остминистериума, и вместе с этим штабом к берегам Днепра прибыл из Берлина личный советник Розенберга Георг Рехер. Неизвестно как, но он разыскал меня, расспросил о житье-бытье и отрекомендовался… родным отцом. Ну, и начал проявлять всяческие заботы. Регулярно снабжать продовольственными карточками, документами, а одновременно установил за нашим домом наблюдение, начал «фильтровать» моих знакомых. Вот тогда-то Петрович и перебрался от нас на какую-то другую квартиру. Правда, перед этим мне удалось раздобыть для него литерный аусвайс, продкарточку…

Не отрывая от Олеся взгляда, Артем утвердительно покачивал головой.

Все, что он сейчас слышал, было известно ему почти год назад от самого Петровича. Да что там известно — он сам не раз пользовался аусвайсами и продовольственными карточками, добытыми для Петровича каким-то его особенно засекреченным и верным помощником. И, глядя на этого худого, близорукого молодого человека, Артем никак не мог поверить, что перед ним — один из ближайших сподвижников первого секретаря подпольного горкома партии.

— После того мы редко виделись, однако связей не порывали. Именно по настойчивому совету Петровича я пошел работать в редакцию преподлейшей газетенки «Украинское слово», куда меня порекомендовал отец. Будучи заместителем редактора по немецким публикациям, я имел доступ практически ко всем официальным источникам информации гитлеровского рейха, а начиная с зимы, когда перебрался на квартиру к отцу, получил доступ и к секретным материалам остминистериума Розенберга. Все, что казалось мне важным, я немедленно переправлял Петровичу секретной «почтой».