Белый морок. Голубой берег

«В соответствии с вашим распоряжением рейдируем вниз по Здвижу. Прошло лишь две недели с момента нашего выступления из Киева, а пугачи уже целиком и полностью освоились с ролью «освободителей». Нужно признать, что она им весьма пришлась по душе, теперь каждый из них — прекрасный агитатор и одновременно филер. Ценная информация, как вы видите из присланных нами списков, плывет рекой. Нам не хватает лишь агитматериалов. Ведь «Правда» или «Красная звезда» — это пароль доверия в здешних условиях. Поэтому просим как можно больше присылать свежих номеров советских газет…»

«Слава о нас быстрее ветра разносится по краю. Теперь стена настороженности преодолена, редко в каком селе обходится без объятий и поцелуев. Нас всюду воспринимают как настоящих освободителей и угощают с необычайной щедростью…»

«Изучили вашу директиву об осуществлении в рамках этой операции акции «Отплата». Уже сегодня приступили к физическому уничтожению разоблаченных нашей агентурой тайных партизанских прислужников, которые пригрелись на ответственных постах. В селе Горобии средь белого дня под общее одобрение толпы казнили тамошнего старосту Мефодия Кравца вместе со всем его червивым гнездом. Теперь очередь за лукавым воропаевским управителем Казимиром Дембой…»

Они просмотрели около двух десятков хвастливых автосвидетельств о злодеяниях бешеной стаи замаскированных гестаповцев в полесских селах и хуторах. Наконец Артем выпрямился, сплюнул через плечо и резко бросил:

— Довольно! И так все ясно как божий день… Нужно немедленно уничтожить эту банду!

Все были согласны, что ее нужно как можно скорее истребить под корень, вот только никто из них не знал, как именно сделать это. Гитлеровские приспешники, разумеется, за версту никого из посторонних к себе не подпустят. А гоняться за ними вслепую… Если уж маневровой группе Загравы не удалось застигнуть их врасплох, то всему отряду не удастся и тем более. К тому же сам отряд осажден со всех сторон казачьими эскадронами, полицейскими дозорами, эсэсовскими гарнизонами.

— Это неординарная операция, — промолвил Ляшенко, — а следовательно, неординарным должно быть и ее осуществление…

Вдруг Ксендз, который не отрывал глаз от бумаг, воскликнул:

— Вот так сюрприз! Радиограмма за подписью Шарко… И слушайте, что он доносил своему начальству: «Из неволи спасен. Зачислен в учебную команду…» «В Бантышах находится подпольный партизанский госпиталь, где сейчас на излечении около двух десятков раненых…» «Временно исполняю обязанности денщика у подстреленного возле Поташни инструктора новичков. Стараюсь всем понравиться, чтобы меня насовсем оставили на одиноком лесном отрубе (квадрат К-14), где размещена их типография…» «Как и раньше, пребываю в квадрате К-14, изучаю обстановку и кто есть кто; где находится главная база, пока еще не знаю. Дорога туда для посторонних и тщательно не проверенных лиц закрыта наглухо. Поэтому не имею никакой возможности сконтактироваться с «родичем»… «Они замышляют учинить какую-то грандиозную операцию под кодовым названием «Волосожар». Для ее подготовки только что выехали в Мануильское лесничество четверо партизан двумя подводами. Другая группа зачем-то отправилась в Малин…» «Приступаю к подготовке операции «Обед»…»

— Все ясно: Покраш! — решительно заявил Ляшенко.

— Ясно, да не очень, — покачал головою Ксендз. — Лично я не могу представить, как он мог передавать в Киев эти радиограммы, если никуда и на пять минут отсюда не отлучался…

— Слишком неопровержимое алиби — самое сомнительное алиби. Не так ли?