Белый морок. Голубой берег

Вместо ответа тот метнулся молнией из-за стола, двумя прыжками достиг дверей — и в сени. Он даже не подозревал, что там давно уже поджидал его тяжелый на руку Довгаль. Одним ударом Матвей пришил Покраша к полу, заломил за спину руки. Тот попытался было вырываться, но сразу же понял тщетность этой затеи и прохрипел в отчаянии:

— Христопродавцы! Мужичье! Вас погибель возьмет!.. И очень скоро… Все вы передохнете, все!

— Его можно сразу к стенке или как? — обратился Довгаль к командирам.

— Запри в погреб. Подождем, пока Дришпак возвратится из Корнина…

— Товарищ Сосновский, как все это понять? — пораженный всем, что произошло, спросил Чудин. — Зачем вы так с парнем?..

— В самом деле, Витольд Станиславович, что все это означает? — удивился и Федько Масюта.

— Так нужно, хлопцы, — ответил Ляшенко. — А пока ешьте борщ, а то остынет… О том, что слышали и видели, забудьте! Ясно?

Ни Чудин, ни Федько, как и подавляющее большинство партизан, так никогда и не узнали, что именно сделал Покраш, как не узнали они и того, что, по расчетам гестаповцев, их сегодняшний обед должен был стать последним в жизни.

Вскоре все приступили к исполнению своих служебных обязанностей, а вот для Ляшенко с Ксендзом наступила пора тяжелых раздумий и невыносимого ожидания.

— Наверное, нужно послать гонца в лагерь. Вдруг там Артем объявился? — предложил Чудин. — Хотя вам не кажется, что пора подумать об эвакуации?

— Если подтвердятся наши подозрения относительно Покраша, этот «маяк» придется навсегда погасить.

— А вы думаете, они могут не подтвердиться?

— Пока не возвратится Дришпак из Корнина, всякие гадания не стоят дырки от бублика. Хотя в принципе вы правы: какие бы вести ни принес Дришпак, в дорогу нужно собираться. И без промедления. Если фашисты располагают сведениями о нашем подпольном госпитале в Бантышах, если они знают отдельные детали только что планировавшейся нами операции, то об этом «маяке» им, безусловно, все известно. И не нагрянули они в гости лишь потому, что не желали преждевременно разоблачить своего агента.

— Итак, вывод напрашивается один: оставаться здесь больше нельзя! По моему мнению, следует сегодня же ночью незаметно перебазироваться за Змиев вал. А у Семенюты оставить секретную засаду.

Придя к соглашению, они сообща разработали план эвакуации «маяка». Прежде всего назначили переносчиков всякого имущества, договорились о порядке и очередности отхода, обсудили персональный состав группы прикрытия, которая должна была впоследствии стать «секретом».

— Так, может, начнем собираться в дорогу? Зачем непременно ждать ночи? — предложил Ляшенко.

Вызвали Матвея Довгаля. Изложили ему свой замысел, попросили без лишней огласки упаковать с хлопцами типографское имущество, радиоприемник, медицинские препараты. Одновременно распорядились усилить сторожевые посты, утроить бдительность. Солнце катилось к горизонту, когда первая группа носильщиков отправилась в лагерь. А буквально через десять или пятнадцать минут в Семенютину хату прибыли Рябой с Ярошем.

— Полный ажур, товарищи командиры! — бодро доложили они. — Опанасюк все-таки получил свою дочь в Ситняках. Ну и слез же там было… Теперь вся Юхимова семья переправлена, на запасной «маяк» в Нижиловичи.

— Без приключений все обошлось?

— К счастью, все в ажуре. Но в передрягу все-таки чуть было не попали. Там ведь на шоссе такое сейчас творится… Эсэсов, как тараканов, невесть откуда наползло. Каждый придорожный кустик, каждую выемку вынюхивают да все диверсантов ищут…

Будто сняв с плеч незримую тяжесть, Данило с Витольдом Станиславовичем облегченно вздохнули. Теперь никогда не будут мучить их угрызения совести, что из-за партизан горько пострадал хороший и честный человек.

После захода солнца возвратились из лагеря носильщики. А вслед за ними пришел и Артем. Почерневший, с болезненным блеском в глубоко запавших глазах, но собранный, готовый к действию. Его не спрашивали, где он был весь этот день, что делал, какие планы вынашивал, потому что сердцем почувствовали: он уже переступил какую-то душевную межу и принял очень важное решение.

Ляшенко с Ксендзом лишь коротко рассказали о странном госте из Киева и вручили металлическую коробку, принесенную хлопцами с порубища.

— Для тебя подарок принес. Он ждет не дождется, чтобы поговорить с тобой… Позвать?

Командир некоторое время молча супился, глядя на миниатюрный контейнер, будто не знал, как с ним поступить, а потом резко дернул крышку — на стол выпал тугой пакет, завернутый в водонепроницаемую бумагу и плотно перепоясанный пластырной лентой-липучкой. Разорвав плотную обертку, он извлек целую пачку сколотых в отдельные пакетики жукоподобными металлическими скрепками какие-то бумаги со служебными грифами и сразу же протянул Ксендзу, увидев, что написаны они по-немецки. Витольд Станиславович мгновенно просмотрел машинописные страницы с красными печатями и грозными пометками «Совершенно секретно!» и ахнул от удивления. С минуту он приходил в себя, затем начал переводить вслух заголовки секретных немецких документов: