Неизвестно, сколько бы длилось мучительное молчание, если бы на помощь Артему не подоспел напарник Бородача, до сих пор лежавший под лохмотьями без малейших признаков жизни.
— Хлеба…
Артем мигом сунул руку в карман. Вынул кусок замусоленного сахару, кусок зачерствелого хлеба и протянул больному.
— Хлеба ему нельзя, — деревянным голосом произнес Бородач. — Мы уже несколько дней, кроме болотной воды, ничего во рту не держали. А лейтенант Кобзев тяжело ранен в живот…
— Так почему же он тут умирает? Его лечить надо! — и удивился и возмутился Артем. — Где твои люди, Давид? Почему они бросили вас?
Бородач скорбно покачал головой:
— Где мои люди?.. Все мои люди, товарищ Таран, перед тобой.
От неожиданности Артем даже охнул.
— Что, надеялся встретить большой, сплоченный отряд, а попал к кучке никудышных калек? Не суди строго, отряд у меня был. И немалый. В лучшие дни… кхи-кхи-кхи… больше пятисот штыков насчитывал. А сейчас, как видишь, трое нас осталось.
«Пятьсот штыков — а сейчас трое осталось. Куда же мне с двумя десятками, если Бородач с такой силой не выстоял?!»
— Что затосковал, товарищ Таран? — произнес Давид после паузы. — Соображаешь, как с такими калеками быть? Не терзайся, обузой для вас не станем. Сам хорошо знаю, что значат для отряда раненые. Единственная просьба: помоги выбраться из этой могилы.
— К чему эти слова? — обиделся Артем. — Тут вас никто не оставит. Меня одно только беспокоит: как быть с лейтенантом? Ему лечение, покой необходимы, а в нашем отряде…
— Помоги добраться до Миколаевщины, мы там с лечением сами устроимся.
— А почему именно в Миколаевщине?
— Там у нас надежные люди. Не раз в трудную минуту выручали и сейчас, надеюсь, не откажут. Да и о Розе, может, что-нибудь узнаю, она туда пошла с Иваном…
— Кто же там такой надежный, если не секрет?
— Что за секрет… После всего сказанного от вас не может быть никаких секретов. Староста села в Миколаевщине свой человек. Ну, и на Кондрата положиться можно… Кхи-кхи-кхи!
— На Кондрата? — Артем вскочил на ноги, как с раскаленной сковороды.
— Вы что, знаете его?
— Собаки бешеные лучше бы с ним знались! Гад ползучий тот Кондрат!
— Что он натворил? Говорите же, говорите!
— Проводника нашего, Митька Стасюка, топором зарубил. Сначала другом прикидывался, в помощники набивался, а потом…
Давид ткнулся лицом в сжатые кулаки, закрыл глаза лейтенант Кобзев. Они поняли, почему не вернулись Роза и Забара…
— Что ж, пора и в путь, — сказал после некоторого молчания Артем.
Однако никто не шевельнулся.
— Оставаться тут нельзя. Как бы утром не нагрянули каратели…
— Это с какой же стати? Сюда и зверь без проводника не попадет, — возразил Давид.
— Боюсь, каратели попадут. Но об этом — в дороге. А сейчас будем трогать.
XII
Из Кодринских лесов Артем возвращался преисполненный жаждой решительных действий. Если до сих пор у него были сомнения и колебания, как поскорее собрать воедино немногочисленный отряд киевских подпольщиков и вывести его на широкую дорогу борьбы, то на безымянном островке среди болот они исчезли, развеялись дымом. Судьба словно умышленно свела его с человеком, который, сам того не ведая, снял с его глаз пелену, заронил в душу зерна великих решений. После горькой исповеди Давида Артем как в зеркале увидел себя со всеми своими ошибками и просчетами.
И, наверное, от сознания, что наконец принято четкое решение, на сердце у него стало светло и легко.
Шли долго. Артем вздохнул полной грудью и оглянулся, и ему вдруг показалось, будто он уже бывал в этих местах. Чахлый кустарник, глухая просека, приземистые сосны. Артем не сомневался: впереди, за клином толоки, сбегавшим к болоту, — Миколаевщина. Он мог бы безошибочно показать поляну, на которой отдыхали после первой своей операции партизаны, овражек, что служил Заграве наблюдательным пунктом, ну и конечно же расколотую сосну, под которой он, Артем, невзначай услышал о себе крутой разговор.
— Объявляй привал, комиссар, приехали, — подал голос Варивон и с ходу плюхнулся животом на землю.
Остановились.
Варивон удивленно качает головой:
— Надо же, как раз на старое место попали! Ну и ну!
С помощью Артема слез с коня Бородач. Оперся спиной о ствол гибкой березки и принялся растирать затекшие ноги. Очнулся вдруг и лейтенант Кобзев. Носилки осторожно опустили на траву.
— Спать… очень хочу спать, — едва слышно прошептал он.
— Скоро… скоро отдохнешь. Добрались все же до Миколаевщины.
— Вот и хорошо. Только что-то здесь горелым пахнет… Дышать тяжело…
После этих слов все вдруг почувствовали запах гари.
— Наверное, пастушки вчера костер не загасили, — высказал догадку Варивон.
— Слушай, комиссар, — стремительно вскочил Заграва, — пока совсем не рассвело, надо бы в село на разведку смотаться. Кто его знает, как там.
— Надо бы…
— Ну, так вы побудьте здесь, а я мигом.
— Я советую к Кнышу обратиться, — заговорил, сдерживая кашель, Бородач. — Прохор введет в курс дела… Его хата — третья от церкви, справа. А чтобы он тебя признал, скажешь: «Кузнец старост ожидает…» Он поймет, что к чему.