Белый морок. Голубой берег

Заграва и глазом не повел. Слушал Давида, крепко сжав губы, будто и не знал, что стряслось с Прохором Кнышем, а когда тот кончил, поправил на себе одежду и проворно зашагал к селу.

Немое, напряженное ожидание…

Пятеро путников молча лежат, раскинув руки, на росистой траве под поредевшими, поблекшими звездами, и ни один не решается нарушить молчание. Да и о чем сейчас говорить? О близкой разлуке? Но и без слов ясно: как только вернется Заграва с добрыми вестями, Бородач со своими больными побратимами надолго осядет в тайниках Миколаевщины, а Артемовым спутникам пролягут новые, неизведанные дороги.

— Так какие же у вас планы на будущее? — первым начал Артем.

— Что говорить о планах, сначала на ноги надо встать, — ответил Давид чуть слышно.

— Тут вы хоть в безопасности будете?

— Где теперь безопасно? Прохору я верю как себе, но мало ли что может случиться.

— А как с Миколой? Ты и Миколу возьмешь с собой? — спросил Варивон.

— Пусть Микола выбирает сам.

— Что же мне выбирать? Теперь я никому не нужен. Без пальцев ложку с трудом держу, не то что винтовку. Какая от меня польза… — Голос хлопца задрожал и прервался.

— Ну, это ты брось, — насупил брови Артем. — В такой схватке каждому найдется место в строю, была бы охота. Я знал человека без обеих ног… Кто бы, ты думал, был связным подпольного центра в Киеве? Безногий. Наденет суму нищего через плечо и айда по городу. Где даже мышь не проскочит, он и там прошмыгнет. Кому в голову придет подозревать калеку! А ты: без пальцев никому не нужен…

— А вы возьмете меня в отряд?

— Грех было бы отказать!

— Спасибо… — только и смог прошептать Микола.

Пламенело небо на востоке, розовые отсветы все ярче поблескивали на влажной листве деревьев, а Заграва не возвращался. Пятеро на опушке переговаривались о том о сем, только не о Василе, а думали об одном: не случилось ли чего с их посланцем?

Но вот где-то за выгоном в овражке зашлепали чьи-то быстрые шаги, а через минуту вынырнула и знакомая фигура. Тяжело дыша, подбежал к товарищам Василь. Все ждали его доклада. Но он молчал.

— Ну, что там? — не выдержал Артем.

— Беда, комиссар! Нет больше села.

— Как это — нет? Куда же оно девалось?

— Сожжено дочиста. Одни только печищи… да разрытая могила…

И тут все, не сговариваясь, вскочили на ноги. Даже лейтенант Кобзев силился приподняться на локоть.

— Веди! — приказал Артем ледяным голосом.

— Не надо! Там ни одной живой души.

— Веди! Веди! — в один голос потребовали и другие.

Артем с Варивоном поспешили за Василем. Никто из них не знал, зачем они так спешат к пожарищам, но бежали, не замечая ни ухабов, ни кочек, бежали, будто и не они всю ночь мерили долгие километры. Миновали болотистую луговину, взобрались на пригорок и оцепенели: вместо аккуратных, приветливых хаток — остовы обгорелых печей, вместо обнесенных тынами усадеб — сплошные пепелища, по которым утренний ветерок гоняет рыжие буруны. Даже деревья обгорели и зловеще торчали черными вениками.

— А виселицу оставили. Все уничтожили, а виселицу оставили… — упали Василевы слова в жуткую тишину.

Лишь теперь Артем заметил, как над сплошным пожарищем хищно высится виселица. Да еще несколько старых железных крестов на кладбище, за разрушенной церковью.

— Неужели совсем никого не осталось?

— Никого… Нелюди, даже братскую могилу не оставили в покое.

Не сговариваясь, они направились к тому месту, где совсем недавно был майдан. Без единого слова стали насыпать холмик над братской могилой погибших партизан. Потом молча пустились в обратный путь. Солнце уже стелило золотистые ковры, но в глазах у них было черно.

— Эге-ей, постойте! — неожиданно прозвучало где-то сзади.

Обернулись. Вдогонку им ковылял махонький человечек. Артем сразу узнал в нем горбуна с плоским морщинистым лицом, в вытертой и до блеска замусоленной ушанке. Они смотрели на него как на воскресшего, а старик стоял, и обильные слезы катились по его щекам.

— Что же вы так поздно? — беззвучно шептали его губы. — Почему не пришли тогда, когда вас так звали?

— Как это случилось? Когда?

— О люди, разве ж можно про это рассказать! — обхватил старик голову руками. — Вы тогда побыли и ушли, а к вечеру каратели нагрянули. Из тех, что вы не добили. Ну и началось… Не приведи господи никому такого пережить. Пальцы детям на глазах матерей отрубали, глаза выкалывали, огнем жгли и все допытывались, сколько вас было да куда направились. Только кому это было известно? Тогда они все село в церковь согнали. С кладбища я видел, как они сначала хаты поджигали, а потом и церковь с людьми не миновали… Ах, как там звали вас!..

Артем смотрел на старика, слушал его взволнованный рассказ и чувствовал, как ледяные клещи нещадно сжимают сердце.

— Не рви себе душу, Артем, — тихо молвил Варивон, поняв, почему посерело лицо комиссара. — Не наша в этом вина…

— Кто ж говорит, что ваша? Все они, они!.. — Старик гневно затряс над головой маленькими кулачками. — Вам только один упрек: мало уничтожаете это отродье. Больше, больше надо!

Заграва словно только этого и ждал: