Белый морок. Голубой берег

Сначала он и не заметил худощавого человека в темно-сером, безупречного покроя костюме, с сигаретой в зубах, который сидел за массивным столом под огромным, в тяжелой раме портретом.

— Прошу, — приглушенным, бархатисто-мягким голосом обратился он к Ивану и указал на кресло.

Иван вздрогнул — да, перед ним был Рехер. И то ли от бархатисто-мягкого голоса, то ли от сладковато-пьянящего табачного дыма, висевшего в кабинете, его затошнило. «Только бы меня не вырвало, только бы сдержаться!» — одна-единственная мысль пульсировала в сознании. Он не видел, как Рехер встал, налил из графина и поднес ему стакан воды. В другой раз Иван ни за что не воспользовался бы милостью своего врага, но сейчас… Дрожащей рукой схватил стакан, не переводя дыхания выпил до дна прохладную воду.

— Садитесь.

Иван в изнеможении сел.

— С вами это часто случается? — спросил Рехер с таким сочувствием, словно перед ним был старый приятель.

Но Иван уже знал, что это сочувствие — испытанный прием развязывать противнику язык, втянуть в русло заранее продуманного разговора. А он не хотел, как смерти, не хотел не то что разговаривать, а даже смотреть на этого коварного людолова, который опутал, поймал его в свои цепкие тенета.

— Я очень сожалею, что нам снова приходится встречаться в этих не весьма приветливых стенах. Но вы сами виноваты. Для чего понадобилась вам эта комедия с бегством?..

Иван молчал.

— Кстати, я хотел бы знать: с вами здесь вежливо обращаются?

Видно, поняв тактику арестанта, Рехер снисходительно усмехнулся. Чуть-чуть, уголками губ. Но от этой усмешки у Ивана внутри все похолодело.

— Уверяю вас: это не допрос, мне не нужны никакие ваши признания. Следовательно, вам нечего опасаться. Буду откровенен: вы давно уже интересуете меня как индивидуум, пораженный характерным для этого края недугом — фанатизмом. Но, как это ни странно, я все же не могу поверить, чтобы такого одаренного юношу большевистская демагогия отравила безнадежно.

«Говори, говори… Только я уже знаю: все это — приманка. Тщетные надежды! Я не клюну на такую дешевку! Но ты поговори, поговори…» — мысленно потешался Иван над Рехером и молчал.

— В вашем положении каждый трезвомыслящий человек непременно признал бы свое поражение и сменил ориентацию, а вы продолжаете барахтаться, надеетесь зажечь безнадежно угасшее солнце… Что вынуждает вас продолжать борьбу?

— Ненависть! Смертельная ненависть к вам! — невольно вырвалось у Ивана.

Но этот полный гнева и отчаянья крик ни удивил, ни опечалил Рехера. Словно терпеливый врач, который, несмотря на все выходки пациента, стремится установить точный диагноз, он спросил спокойно и беспристрастно:

— За что же такая лютая ненависть?

— За что? Неужели не ясно — за что?.. Вы — подлые убийцы, грабители, завоеватели. Кто, как не вы, разрушили нашу жизнь, растоптали мечты, поработили и залили кровью нашу землю?!

Сложив на груди руки, Рехер внимательно смотрел на своего противника, и, как показалось Ивану, в его холодных глазах блеснуло не то удивление, не то восхищение.

— Значит, ваши чувства порождены болью о родной земле?.. Что же, это делает вам честь. Но истинный патриот не отдает предпочтения никому из поработителей, под какими бы знаменами они ни топтали родину. Вы же почему-то делите оккупантов на «своих» и «чужих». Где же логика? Как понимать такой странный патриотизм?

Иван сообразил, на какую дорожку толкает его этот словоблуд, и горько раскаялся, что вступил с ним в полемику. «Надо было смолчать. Убедить его все равно не смогу, а запутаться… Такой самого дьявола загонит в тупик. Так что лучше молчать», — решил Иван и плотно сжал губы.

— Что-то не слышу пояснений. Вам не хватает аргументов или, может, бежите с поля боя? Должен заметить: трусость вам не к лицу. В этом доме люди далеки от сантиментов. И если вы сумели даже у них вызвать симпатию своей стойкостью, мужеством, то воспользуйтесь этим. Будьте борцом до конца!..

«А в самом деле, в моем положении терять нечего. И если уж суждено помирать, то лучше в борьбе, а не прячась в нору подобно хорьку!»

— Складывать оружие я не собираюсь!

— Дело, как говорится, хозяйское, но я не об этом. Я хотел бы продолжить наш разговор.

— Молчание тоже может быть оружием.

Рехер пожал плечами:

— А какой в этом смысл? Я же не спрашиваю, почему вы сбежали с нелегальной квартиры ночью, в грозу, с какой целью собрали на Борщаговке своих единомышленников.

— Охотно могу ответить: собирался уйти с ними в леса…

— Может, к генералу Калашнику? — спросил Рехер, не скрывая иронии.

Задетый этой иронией, Иван без размышлений брякнул:

— И без Калашника я сумел бы отплатить вам за все злодеяния!

— Даже так? Силами мизерной кучки мальчишек?.. Не стройте из себя дурачка, Кушниренко. Вы намного умнее, чем прикидываетесь… Для борьбы с нами нужны армии, могучие армии.

— Щорс тоже начинал освободительный поход на Украине с мизерной горсткой… Через месяц-другой я собрал бы армию…