Белый олеандр

В октябре жара сменилась голубой осенней дымкой, оранжевые ладони платанов сверкали на фоне матовых белых стволов, холмы окрасились багрянцем и позолотой. Однажды я вернулась из школы и обнаружила, что Клэр у себя в комнате смотрится в зеркало. В руке застыла серебряная щетка для волос.

— У меня несимметричное лицо. Ты замечала? Нос скошен набок. — Она повернула голову, оглядела профиль, надула щеки и надавила на якобы кривой нос. — Ненавижу острые носы! У твоей матери нос как у Гарбо. Обращала внимание? Если бы я делала пластическую операцию, хотела бы такой же.

Клэр говорила не про нос. Она просто устала от своего отражения, которое напоминало о неудачах. Чего-то в нем не хватало, только она неправильно понимала, чего именно. Психовала, что редеют волосы, жаловалась, что скоро станет похожа на Эдгара По. Ее испуганный взгляд увеличивал неидеальные уши, уменьшал тонкие губы.

— Мелкие зубы — к несчастью. — Она оскалилась. — К ранней смерти.

Ее зубы были как ячменные зерна, блестящие, жемчужные. А вот глаза все больше западали. Уже почти не видны были веки, выпирали кости. Как бронзовая голова из-под безжалостной руки Родена.

С наступлением декабря Клэр приободрилась. Она обожала праздники и теперь обложилась журналами о том, как празднуют Рождество в Англии, Париже и у индейцев в Таосе, Нью-Мексико. Хотела сделать все то же самое.

— Устроим идеальное Рождество!

Мы скрепили проволокой венок из эвкалипта и гранатов, которые окунули в горячий воск. Она купила коробки рождественских открыток на мягкой бумаге с кружевами и золотыми звездами. Включила радиостанцию классической музыки, где крутили «Лебединое озеро». Мы сделали гирлянды из крошечных перцев чили, утыкали мандарины гвоздикой и связали их бархатом коньячного цвета. Она отвезла меня в Беверли-Хиллз и выбрала в «Джессике Макклинток» красное бархатное платье с белым кружевным воротником и манжетами. «Подходит идеально!»

Слово «идеально» меня испугало. Желать «идеального» всегда опасно.

Рон приехал домой, на работу ему было только после Нового года. Она хотела вместе купить елку, как настоящая семья. По дороге объяснила, что нужна симметричная, с мягкими иголками, минимум метр восемьдесят. Трое продавцов развязали несколько десятков елей и сдались.

— Не понимаю! — бурчал Рон. — Иисус вырос в Вифлееме, в пустыне. Надо купить оливковое дерево или финиковую пальму. Или чертов иерусалимский артишок!

Я прошлась вдоль искусственных елок. Тут были белые, как от химического крахмального снегопада, золотые, розовые, красные и даже метровая черная, словно обгоревшая. Я гадала, кому захочется черную. Кому-нибудь да захочется, людским странностям нет предела. Кто-то возьмет ради смеха и отпразднует задним числом Хэллоуин с пластмассовыми черепами и крошечными гильотинами. Кто-то выразит так на Рождество свои политические взгляды. А кто-то купит, чтобы напугать детей.

Запах хвои напомнил Орегон. Вернуться бы туда прямо сейчас! Тихий дождь, наш домик, дровяная плита… Клэр меж тем трепыхалась над деревом почти идеальным, если не считать небольшой проплешины. Я заверила, что если повернуть этим боком к стене, никто не заметит.

— Не в этом дело! Если что-то не так, нельзя просто повернуть проблему к стене!

Я понимала, о чем она, и все равно убедила взять.

Дома Клэр давала указания Рону, как вешать электрическую гирлянду. Сначала хотела свечи, но Рон решительно запретил. Мы оборачивали ель нитями чили и попкорна, а Рон смотрел решающий футбольный матч, Мексика против Аргентины. Отказался выключить телевизор, чтобы Клэр поставила рождественские гимны, и насилу оторвался от экрана надеть на верхушку золотого ангелочка. «Мир мужчин».

Клэр выключила свет, и мы сидели и смотрели в темноте на елку, пока Мексика громила Южную Америку.

Утром накануне Рождества Рону позвонили, что в Сент-Луисе явила себя Дева Мария и надо снимать сюжет. Они сильно поругались. Клэр заперлась в комнате. Я со знанием дела натирала на кухне серебро. Намечался ужин со скатертью и хрустальными бокалами. На мне было новое рождественское платье. Клэр нафаршировала гуся и купила в «Шале Гурме» настоящий английский трайфл. Нас ждали билеты на полночный концерт в Голливуд-боул, «Мессию» Генделя.

На концерт не пошли. Я ела бутерброды с ветчиной и смотрела «Эта прекрасная жизнь». Клэр вышла в клетчатом халате, который еще до наступления Рождества подарил ей Рон, и выбросила гуся в помойку. Потом заливала в себя один за другим бокалы хереса и смотрела со мной телевизор, то и дело принимаясь лить слезы. Я тоже за компанию с ней пропустила стаканчик приторной жидкости. Не хуже сиропа от кашля. В конце концов она выпила пару таблеток снотворного и отключилась на диване. Храпела, как газонокосилка в высокой траве.

Она проспала все рождественское утро и проснулась в полдень с жуткой головной болью. Мы не говорили о Роне. Она не притронулась к его подаркам. Я получила настоящий вязаный ирландский свитер, новые акриловые краски, большой альбом японской гравюры и шелковую пижаму, которая подошла бы Мирне Лой в «Тонком человеке».