Белый отель

Юноша не сосал грудь, а быстро бил языком по отвердевшему соску, словно ребенок, пускающий круги по воде плоским камнем. Из-за того, что ветер раздул задравшиеся до пояса юбки, женщины падали гораздо медленней мужчин. Мадам Коттин, полуживая от страха, увидела красивого молоденького датчанина, он летел совсем рядом, несколькими футами ниже. Как и она, юноша падал почти вертикально, и у corsetiere внезапно возникла странная иллюзия, что она сейчас не мчится вниз навстречу смерти, а зависла в воздухе, поднятая его сильными руками. Однажды, — незабываемое впечатление! — она увидела, как танцует Павлова; и теперь, став юной и стройной, превратилась в великую русскую балерину. Мальчики и мужчины первыми рухнули на землю и в воду. Мадам Коттин увидела, как врезался в сосну, ногами вперед, сын пекаря. Он умудрился повернуться на спину (позвоночник мгновенно сломался), чтобы спасти животное, которое сжимал в руках. Черный кот вырвался и, впившись когтями в кору дерева, стал спускаться.

Потом упали женщины и девочки, и, наконец, как завершающий аккорд трагедии, которая, казалось, длилась целую вечность, на озеро и сосны просыпался сверкающий град разноцветных лыж.

Добравшись до родника, они снова отдохнули, — ослик по-прежнему щипал траву, — еще раз, подставив ладони, выпили очищающей воды. Потом заглянули в церковь, в которой всюду стояли цветы для поминальной службы, зашли на обнесенное стеной кладбище, где местные жители хоронили своих близких. Земля и высокие тисы хранили прохладу. На каждой каменной плите красовалась фотография усопшего с непременной улыбкой на устах, рядом стояли стеклянные кувшины с пучками бессмертника. Возле одной из могил старушка в черном наклонилась, чтобы взглянуть на изображение, и молодой женщине стало стыдно за свое порванное платье. «Я не люблю бессмертник», — произнесла она, решительно взяла спутника под руку и увлекла прочь.

Когда они подошли ближе к озеру, она разглядела плавающих в нем рыбок, миллионы золотых и серебристых плавников, снующих в прозрачной воде, осужденных на бесцельное бесконечное движение. Так ей сначала показалось. На самом деле, они не просто резвились, они добывали пищу, охотились; их круглые, бессмысленно выпяченные глаза с любопытством разглядывали странные серые туши, медленно погружавшиеся в озеро, чтобы стать законной добычей его обитателей. Суетливые рыбы напоминали головастиков в пруду, потом она подумала о фотографии спермы, увеличенной в тысячи раз, которую когда-то показывала ей гувернантка. Крохотные частички мельтешили без видимой причины, но каждая металась в осмысленном поиске.

Во время обеда она была мрачной и молчаливой, что озадачило юношу. Дело не в атмосфере, царящей в ресторане; как раз в тот день среди посетителей превалировало праздничное настроение. Появилась целая толпа новых постояльцев; естественно, они не стали горевать из-за несчастий, которые произошли накануне их приезда. Напротив, в первый день отдыха они пребывали в отличном расположении духа. Осталось лишь несколько старых знакомых: Вогель, старшие члены датского семейства (они молча обедали), Болотников-Лесков и грустная, бледная, трогательно худенькая девушка с престарелой медсестрой.

Обслуживающий персонал и цыгане старались, ради гостей, поддерживать веселое настроение, несмотря на то, что новая трагедия не обошла их. Музыкант, игравший на аккордеоне, уговорил маленькую японку, — она пользовалась всеобщей популярностью, — покататься на лыжах во время положенного ей двенадцатичасового отдыха. Когда официант рассказал молодой женщине о гибели горничной, она сильно расстроилась. Вспомнилось одно из коротких стихотворений девушки, переведенных английским майором. Она продекламировала его своему спутнику:

«Слива, сроднившись с быком,
испытает в избытке
великое горе, великую радость».

В отличие от юноши, посчитавшего эти строки забавными, она нашла в них нечто волнующее, горькое, даже возбуждающе-эротическое. Молодая женщина вообразила себя на месте сливы, исходившей щедрым соком, дрожащей на своем свадебном ложе в ожидании быка. Она считала минуты, предчувствуя ужас вторжения в доселе нетронутое лоно, страшась в муках потерять девственность. Женщина вздрогнула. Она так ясно представила всю картину, что покрылась потом.

Однако она понимала обманчивость своего состояния. На самом деле, причина депрессии совсем в другом. Когда они ели лимонный шербет, она наконец решила поделиться опасениями с юношей. Молодая женщина боялась, что в последнее время просто одержима сексом. Она призналась, что почти все время думает об этом. Даже неприличное ругательство, которое вырвалось у Лайонхарта, когда он снимал с дерева кота, заставило ее не только покраснеть, но втайне испытать наслаждение. И другие слова, которые ей даже знать стыдно. Она упивалась ими именно потому что они такие грязные. До сих пор она никогда никому не говорила о своем странном извращении.