Белый отель

Позже, когда он постукивал о пюпитр, обращая внимание на ошибки, его недовольство вызвала лишь игра духовых. В адрес Лизы он пробормотал короткий комплимент. Серебрякова одобрительно кивнула и подняла большой палец кверху. Репетиция шла успешно. В ее исполнении были явные ошибки, но она как правило сразу же исправляла их. Стало ясно, что ей предстоит скорректировать движение по сцене и жесты с остальными певцами. «Все это появится очень скоро», — успокоил ее Виктор после того, как они закончили. — «Каждому заметно, что вы прирожденная актриса. Вы движетесь как балерина. Ну, конечно, вы в свое время почти стали балериной! Такое сразу бросается в глаза. Но главное — это настоящее пение! Какое счастье, что вы смогли приехать!» Вера бросилась на сцену и порывисто обняла ее здоровой рукой. «Обворожительно!» — воскликнула она. — «Великолепно!» Потом призналась, что во время сцены с письмом Онегину, у нее на глаза навернулись слезы. «Я впервые по-настоящему услышала ее!»

Великодушие знаменитой певицы так тронуло Лизу, что она даже не нашла слов, чтобы выразить благодарность. Она еще не оправилась от одного эпизода ближе к концу оперы, когда сама не смогла сдержать слезы. В той сцене она отвечала опечаленному Онегину, что все еще любит его, но ответное чувство пришло слишком поздно: она другому отдана и сохранит верность законному мужу. Дойдя до слов: «А счастье было так возможно!», она вспомнила студента из Санкт-Петербурга, которого любила всей своей страстной душой, как Татьяна Онегина. И совсем как герой поэмы Пушкина, этот человек отверг ее щедрый дар ради бесплодной мечты, иллюзии свободы. Она еще не закончила арию, когда на нее нахлынули непривычно яркие воспоминания. В какой-то момент она испугалась, что не сможет петь. Лиза злилась на себя. Настоящий исполнитель должен стремиться заставить плакать зрителей, но сам оставаться холодным и уж по крайней мере не хныкать.

Все же она снова испытала радость при мысли, что успешно справилась с некогда непреодолимым препятствием. Дирижер одобрительно кивнул ей; сеньор Фонтини воскликнул: «Браво!», правда, с довольно хмурым видом; а концертмейстер Моро выразил свое одобрение, постучав смычком по скрипке. Из оркестровой ямы раздалось еще несколько хлопков, потом все отправились освежиться. Позже предстояла еще одна репетиция. Вера и Виктор пригласили ее перекусить с ними в их любимой траттории неподалеку, где все довольно дешево, и быстро обслуживают. Серебрякова заявила, что не сядет на дневной поезд; теперь, когда она услышала, как поет Лиза, никто не заставит ее покинуть Милан до вечерней постановки. Виктор не скрывал своего ликования: на виду у рабочих сцены, он обнял Веру и нежно поцеловал в губы.

Во время легкого обеда, Лиза попросила у них помощи. Советы оказались настолько точны, что она не могла понять, как такое не пришло в голову ей самой.

Их беседу прервало неожиданное появление оборванного и тощего маленького попрошайки. Он умоляюще протянул руку. Лицо нищего обезобразила какая-то страшная болезнь. Прежде чем официанты успели прогнать его, Лиза отдала ребенку всю мелочь. Ужаснее всего, когда страдают дети. Новые друзья с грустью согласились с ней. Вот что больше всего заставляет верить в Советский Союз, заметил Виктор. «Конечно, сразу все изменить не удасться, еще сохраняется чудовищная бедность. Но мы наконец движемся в верном направлении».

Вера согласилась; их спокойная уверенность в завтрашнем дне произвела большое впечатление на Лизу. Они продолжали говорить о политике и музыке, — в основном о последней, — пока не настало время возвращаться на репетицию. Вера, извинившись, отправилась в отель передохнуть. Онегин и его бывшая Татьяна разыграли сцену нежности, задевшую Лизу; она отвернулась.

И вот, ее первое выступление в Ла Скале. Как только поднялся занавес, пришла спокойная уверенность в своих силах; когда она пела: «А счастье было так возможно», никакие эмоции ей не мешали. Зато с каждой минутой она все больше, почти на уровне инстинкта, вживалась в роль под влиянием вдохновенного пения и игры Беренштейна. Они поклонились публике под гром аплодисментов, почти овацию. Все стоящие за кулисами бросились поздравлять ее, но главным свидетельством удачи было то, что Онегин молча округлил большой и указательный пальцы буквой «о», словно говорил: «Отлично. Мы сработаемся». Лиза совершенно искренне сказала, что он замечательно выступал. Во время репетиций она так и не смогла решить, нравится ей манера пения Виктора, или нет, но на сцене он ее заворожил. Конечно, его голос уже начал «стареть», и разумеется он знал это; но признаки неумолимого физического увядания только добавили красок в его богатую палитру. Виктор отмахнулся от поздравлений, недовольно пожав плечами. «Был голос, да весь вышел. Я больше не могу взять верхние ноты. Это моя лебединая песня». Но Серебрякова, стиснув его руку, воскликнула: «Ерунда!»