Белый шаман

– Стадо сейчас пасётся у самого стойбища. Омрыкай должен заарканить белого оленёнка, и ты заколешь его. Только такая жертва ублажит Ивмэнтуна, и он уйдёт, не пожелав узреть лик Омрыкая. Это значит, что он уйдёт искать иную жертву…

Пэпэв, едва не вскрикнув, опять уткнула лицо себе в колени. Заколоть Чернохвостика? Не значит ли это – ударить прямо в сердце сыну?..

– Ты что молчишь? – раздражённо воскликнул Вапыскат. – Или тебе неизвестно, что этот оленёнок – существо иного вида? Его, и только его, следует принести в жертву Ивмэнтуну. Может, он тебе дороже, чем сын?

– Нет, нет, сын дороже всего… что я видела и увижу в этом мире.

– Тогда вставай и иди! Иди в стадо. Сын там, я видел его. Но он меня пока не заметил. Не говори, что я здесь. Пусть заарканит пээчвака и тащит сюда, к самому входу в ярангу…

Пэпэв медленно поднялась, сделала несколько неверных шагов, схватилась за голову.

– Я не могу…

– Иди, пока Ивмэнтун не узрел лик твоего сына. Торопись!

Пэпэв вышла из яранги, посмотрела в сторону стада. Оно было недалеко, к тому же пастухи перегоняли оленей на другую сторону пастбища. Олени бежали прямо на стойбище. «Гок! Гок! Гок!» – кричали пастухи, и среди их голосов звонко звучал детский голосок Омрыкая. Пэпэв заплакала, присела на корточки и, чтобы унять головную боль, приложила горсть снега ко лбу.

Вбегали в стойбище первые олени. Вот уже яранги оказались островками с дымными верхушками среди шумного моря оленей. Омрыкай с собранным для броска арканом подбежал к матери, возбуждённо крикнул:

– Вон, вон, видишь, мой Чернохвостик!

Пэпэв поднялась на ноги, опираясь на плечо сына.

– Да, да, вижу. Зааркань его… Я хочу посмотреть, какой ты чавчыв…

Мальчишка провёл рукавицей под носом, глаза его выражали восторг и готовность к действию.

– Я могу и быка!

– Не надо быка. Приведи на аркане Чернохвостика. Я хочу посмотреть…

На какое-то мгновение Омрыкай почувствовал что-то неладное. Но может ли мать приносить Чернохвостика в жертву духам без разрешения отца, без особых на то приготовлений? Да нет же, нет! Надо спешить, пока не убежал Чернохвостик слишком далеко. Надо заарканить его на глазах у матери. Пусть посмотрит, какой он чавчыв!

Резко нагнувшись, Омрыкай побежал к белому оленёнку, принюхивавшемуся к огромной грузовой нарте возле яранги Кукэну. «Ишь, какой любопытный! Ну, ну, принюхивайся. Придёт время, и сам повезёшь нарту».

Омрыкай, примеряясь метнуть аркан, зашёл к оленёнку с одной стороны, с другой и наконец метнул. И, к величайшему своему конфузу, промахнулся. Это же надо! Так хотел показать маме, какой он чавчыв, а теперь вот хохочут позади приятели, насмешливые слова выкрикивают.

Чернохвостик отбежал от нарты, но недалеко, снова повернул к ней голову, видимо не удовлетворив до конца своё любопытство. Не успел он решить, бежать ли дальше или вернуться к тому месту, где пахло чем-то таким незнакомым, как голову и челюсти его захлестнула петля аркана.

Упирается оленёнок, мотает головой, чувствуя резкую боль. Маленький человек – всё тот же, который так напугал его недавно, – затягивает петлю всё туже, и нет уже никаких сил ему противиться.

А Омрыкай, подбадриваемый друзьями, тащил Чернохвостика к своей яранге, и чудилось ему лицо матери, восторженное, с широкой счастливой улыбкой. Не видел он, как помертвело её лицо, какая гримаса отчаяния исказила его.

– Смотри… смотри, мама, смотри… какой он сильный! – задыхался Омрыкай, подтягивая Чернохвостика всё ближе к себе.

Не заметил Омрыкай, как за его спиной встал Вапыскат. Вытащив свой нож из ножен, он сунул его рукояткой в дрожащую руку Пэпэв.

Что происходило дальше, Омрыкай представлял себе, как в страшном сне. Мать подбежала к Чернохвостику с ножом. Омрыкай вскрикнул, выпуская аркан. Но кто-то схватил конец аркана, и снова забился оленёнок, захрипел. Омрыкай бросился к Чернохвостику на помощь, споткнулся, упал в снег и только в этот миг увидел чёрного шамана. Да, это он, он перебирал аркан, подтягивая к себе оленёнка… Чуть поодаль стояли люди – и взрослые, и детишки, и каждый замер от страха. Оленёнок бьётся уже почти у самых ног чёрного шамана. А мама, родная мама, любимая его мама, целится узким ножом в сердце Чернохвостика. Неужели это не сон? Конечно, сон. Надо проснуться. Скорее, скорее проснуться! И закричал Омрыкай так, как никогда не кричал в жизни. Мать выронила нож, простонала:

– Не могу…

– Держи! – воскликнул Вапыскат. – Держи аркан! Держи! Ивмэнтун смотрит на твоего сына…

Пэпэв вцепилась в аркан, намотала его на руку, поднимая к небу бескровное лицо с закрытыми глазами. Вапыскат схватил уроненный в снег нож, затоптался у оленёнка, выбирая момент, чтобы ударить прямо в сердце.

Ну почему, почему Омрыкай не вскочил, не заслонил собой оленёнка? Почему он лежал в снегу и не мог шевельнуться? Думал, что спит? Думал, что видит всё это во сне? Или Вапыскат обессилил его? Почему он не встал и не убил чёрного шамана?

Поднялся Омрыкай только тогда, когда услышал крики смятения многих людей: мёртвый оленёнок упал вниз раной…