Белый шаман

– Я хочу, чтобы вы знали, что росомаха начинает пятиться! – громко возвестил Пойгин и обрезал первую косу Гатле.

Екки чуть вскрикнула, а Гатле ещё ниже опустил голову и опять замер в непомерном напряжении. Отдав обрезанную косу Кукэну, Пойгин обрезал вторую. Гатле наклонился ещё ниже, почти уткнув лицо в шкуры, не смея подняться.

– Теперь ты, Кукэну, постриги его под мужчину, – попросил Пойгин, чуть похлопав по оголённой шее Гатле.

– О, это я умею! Уж я постригу! – воскликнул Кукэну, принимая ножницы. – Пожалуй, я оставлю на макушке тоненькую косичку, как хвост у мыши, и за ушами ещё по одной. Не одному Рырке ходить с такими косичками.

– Нет, не хочу! – запротестовал Гатле, поднимая голову. – Стриги совсем. Я ненавижу свои волосы.

Без кос Гатле было трудно узнать, словно в пологе оказался совсем другой человек.

– Это не он! – воскликнула Екки.

– Нет, это именно он, Гатле, – спокойно возразил Пойгин и добавил торжественно: – Именно он, человек, рождённый мужчиной…

Наутро стойбище Майна-Воопки было поражено тем, что из яранги Кукэну Гатле вышел мужчиной. Он был одет в праздничные одежды Кукэну и выглядел настолько необычно, что его было трудно узнать. По лицу его, как и прежде, блуждала смущённая, беззащитная улыбка, и казалось, что он и ходить-то разучился, настолько неловко и непривычно было ему.

Майна-Воопка вошёл в ярангу Кукэну и сказал:

– Екки мне уже сообщила, что произошло с Гатле. И я жалею только об одном, что это случилось не в моей яранге.

– Я рад, что это произошло именно в моём очаге! – весело воскликнул Кукэну. – И правильно, что они пришли именно ко мне. Тут нужен был мой мудрый совет. Ты думаешь, отчего я стал безволосым? Не только от того, что Екки таскала меня за волосы. Э, нет, была ещё одна причина. Скажу вам, что каждый волосок чувствовал, как шевелится мой ум от мыслей. А мысли мои иногда были страшноваты. Вся макушка враз облысела, когда я вдруг подумал: почему бы не перебить всех до одного мужчин, почему бы не забрать их жён и не заселить весь свет только моими детьми? Надо бы вам знать, что мои дети всегда отличались послушанием. Столько бы появилось послушных людей! И тогда в этом мире был бы вечный порядок и спокойствие.

– Мудрые мысли, ничего не скажешь, – подыграл соседу Майна-Воопка.

– Пока думал, какой способ выбрать, чтобы загубить всех мужчин, – волосы совсем с моей головы разбежались. Теперь, пожалуй, лишь голова Гатле может сравниться с моей. Покажи моему соседу, какая у тебя голова, сними малахай!

Болезненно улыбаясь, Гатле несмело протянул руку к малахаю и вдруг не просто снял его с себя, а содрал. И съёжился, словно его раздели донага. Майна-Воопка осторожно провёл рукой по стриженой голове Гатле и сказал:

– Теперь ты тот, кем родился. Если бы у меня была дочь – я бы выдал её за тебя замуж.

– Я, я ему найду невесту. Через год к этому дню у него уже будет сын! – Кукэну покачал на руках воображаемого ребёнка. – А теперь главное – понять ему… как только женщина поставит ему полог и погасит светильник – нельзя терять ни мгновения! Я времени зря не терял, и кто знает, когда я спал в молодости.

– Скорее всего, когда пас оленей, – пошутил Майна-Воопка, – вот уж, наверное, волки любили тебя.

– Волки любят лентяев. А я не был лентяем. Волки чуяли, что я не был ленив – и когда пас оленей, и когда заботился о продлении человеческого рода. Волки ценили это и уводили волчиц туда, где было им угодно заботиться о продлении своего волчьего рода…

– Я-то думаю, отчего в наших местах так много расплодилось волков! – с хохотом ответил Майна-Всопка.

Расхохотался и Кукэну, с удовольствием оценив шутку соседа. Улыбался и Пойгин, покуривая трубку и разглядывая сквозь табачный дым лицо Гатле. Оно не потеряло выражения прежней униженности, но настолько обозначилось в своей естественной мужской сути, что стало намного привлекательней.

– Я так думаю, что Гатле пока не следует показываться на глаза Эттыкаю, – сказал Майна-Воопка. – Там замучают его злыми насмешками. Пусть поживёт в нашем стойбище…

– Я хотел просить тебя об этом. Но ты, человек, понимающий горе других, сам догадался, – сказал Пойгин, покрывая голову Гатле малахаем. – Я поеду в стойбище Эттыкая и скажу, что Гатле теперь тот, кем родился.

– Они тебя убьют, – тихо промолвил Гатле.

– Я им скажу, что если это случится, – ты отомстишь за меня. И сам не прощу, если они вздумают сделать что-нибудь плохое с тобой.

– Передай им, что и я не прощу, – сказал Майна-Воопка, сузив вдруг вспыхнувшие гневом глаза. – Тем более что я знаю, кто стрелял по нашему стаду. В стойбище Рырки я осмотрел полозья нарты Аляека. Это его был след на горе. Он подкрался, как волк.

– Как росомаха, – поправил Пойгин.

– Передай им, что я, Майна-Воопка, никогда не давал себя в обиду и не дам впредь. И друзей своих тоже. И пусть Аляек готовит себе запасные штаны, я ему напомню, что означает его имя!

Кукэну опять зашёлся в хохоте, затем воинственно вскинул кулаки и воскликнул: