Белый шаман

– О, даже русским… кому из них? – спросил Эттыкай, выходя из задумчивости.

– Начальник культбазы Медведев, которого вы называете Рыжебородым, очень высокого мнения о рассудке Пойгина.

Эттыкай с многозначительной усмешкой посмотрел на Пойгина и ничего не ответил. А тот ещё раз покрутил в руках бумагу, зачем-то понюхал её и сказал:

– Я не знаю, что тебе ответить, Тагро. Ответ дам завтра в это время. – Повернулся к жене: – Жди меня поздним вечером или к утру.

Кайти сделала невольное движение, чтобы остановить Пойгина, но тот стремительно вышел из яранги.

Росомаха загнала ещё одну олениху, сожрала её плод. И на сей раз Пойгин решил убить зверя во что бы то ни стало. Он настиг его недалеко от стада Майна-Воопки. Затаившаяся в скалах горы, у подножия которой паслись олени, росомаха терпеливо выжидала, когда отобьётся подальше от стада одна из беременных важенок. Она так была поглощена охотой, что не услышала подкравшегося охотника. Первый же выстрел уложил вонючую наповал.

Медленно подошёл Пойгин к росомахе. И странно, он не почувствовал удовлетворения охотника, было похоже, что она для него была уже как бы давно убитой. Теперь же оставалось только снять с неё шкуру. Присев на корточки, Пойгин закурил трубку. Курил и оживлял в памяти думы, которые посетили его, когда он выслеживал росомаху. В этих думах оказалось много такого, от чего ушли его сомнения, стало понятнее, как жить дальше.

Да, жизнь его скоро круто изменится. И хорошо, что это приходится на пору восхождения солнца. Отблески его уже всё дольше и дольше задерживаются на горных вершинах. Вот и теперь, пройдёт ещё немного времени, и вершины гор зарумянятся от солнечных лучей, как щёки человека, от которого уходит болезнь. Солнца ещё не будет, оно покажется через столько суток, сколько пальцев на одной руке. И тогда Пойгин ударит в бубен. Да, он поднимется на холм или на перевал и так начнёт колотить в бубен, что сама вселенная направит в сторону грома невидимое ухо и замрёт от восторга. Гром радости, вызванной долгожданным появлением солнца, гром, исторгнутый из души Пойгина с помощью бубна, докатится до самой далёкой звезды и снова вернётся в его душу.

Это будет ровно через столько суток, сколько пальцев на одной руке. А теперь надо окончательно решить: где это будет? Где тот холм или перевал, с которого покатится гром радости до самой далёкой звезды, а потом вернётся обратно? Если Пойгин поедет на большое говорение – то это будет на последнем перевале прибрежного хребта. О, Пойгин так ударит в бубен, что гром приведёт в праздничное возбуждение Рыжебородого и заставит его поднять красную ткань на вершину шеста в честь восхождения солнца. Можно было бы ударить в бубен возле того шеста, имеющего силу священного предмета, но Пойгин не намерен изменять своему обычаю; с тех пор как появился у него свой бубен, он каждый год его громом оповещал вселенную о том, что солнце вернулось в земной мир, вернулось в родной свой очаг и теперь распрягает меднорогих оленей. Так встречал Пойгин солнце каждый год, так встретит и теперь. Но где, где всё-таки это будет? Неужели на том перевале, за которым открывается бескрайнее море, покрытое льдами? Если это произойдёт там, значит, он, Пойгин, станет другом Рыжебородого. Если же здесь...

Нет, это будет именно там, там и только там! Росомаха убита, и, стало быть, покончено с тем, что таила в себе его странная связь с главными людьми тундры. Какая там связь – вражда, вражда и только вражда! Пойгину до сих пор слышится запах шкуры чёрной собаки, которой душил его Вапыскат. Запах чёрного зла, запах вражды, запах смерти. Вот он источается, этот отвратительный запах, убитой росомахой, в которой Пойгин чувствовал сущность своих истинных врагов. С росомахой покончено. Покончено и с главными людьми тундры. Лик росомахи так и не совместился с ликом Рыжебородого. До сих пор, когда Пойгин разглядывал этого человека в своём воображении, он старался отодвинуть его на расстояние выстрела. Не один раз мысленно прицеливался в него Пойгин и тут же опускал винчестер: цель исчезала. Но странно: Рыжебородый не бежал от него, а, напротив, верно бы оказывался где-то совсем рядом, если не сказать, что совмещался с самим Пойгином. А как будешь целиться в самого себя?

Пожалуй, к этой мысли пришёл Пойгин вот только что, в сей миг, сидя на корточках возле убитой росомахи. Пойгин понимал, насколько важна эта мысль – едва ли не самая главная в его долгом, мучительном постижении истины. Как будешь целиться в самого себя? В таком случае стреляют не целясь. Но зачем стрелять, зачем убивать в себе жизненную силу, способную одолевать страх и сомнения не только в себе, но и в других людях, которые так нуждаются в помощи? Выходит, что Рыжебородый в чём-то незаметно, исподволь добавил ему, Пойгину, этой жизненной силы…