Белый шаман

Старик часами сидел неподвижно у потухшего костра, ждал, когда кто-нибудь придёт, разведёт огонь. И жалостливые люди приходили, приносили ему пищу, кипятили чай. Особенно часто сюда заходила жена Ятчоля. «Ты меня позоришь! – ругал Ятчоль жену. – Ты же знаешь, как я не люблю шаманов. В газету про тебя напишу». – «Пиши, – равнодушно отмахивалась Мэмэль. – Но лучше бы ты убил нерпу, я бы принесла старику свежего мяса». – «Я тоже скоро перейду в ярангу. В доме ни ты, ни я жить не научились. Не дом, не яранга. Грязно у нас, не лучше, чем в яранге Вапыската. У Пойгина порог переступишь – и словно обиталище солнца увидишь. Пол такой чистый и жёлтый, будто солнце под ногами. Зависть моё сердце раздирает. Лучше бы я не знал, что так можно жить». – «Ты всегда завидовал Пойгину, – с застарелой тоской отвечала Мэмэль. – А я всегда завидовала его Кайти. Можешь об этом тоже написать в газету». – «Больше я в газеты ничего не пишу. Когда писал, думал, меня сочтут за самого грамотного человека. Очочем сделают, председателем изберут. Но даже бригадиром не был. О, если бы я стал очочем! Я бы за всё отомстил. Я бы многим напомнил, как они раньше хвостом по-собачьи передо мной виляли. Но месть моя, как старая волчица, зубы скалит, а укусить не может. Зря писал в газеты. Зря ругался на собраниях. Зря очочам доносил на тех, кого избирали вместо меня. Так я ничего при новых порядках и не добился. Зачем теперь мне эти порядки? Поселюсь лучше рядом с Вапыскатом, сам стану чёрным шаманом. Дай кусок мяса, может, выменяю бубен у Вапыската».

Иногда заходил к чёрному шаману и Пойгин с неизменным куском мяса оленя или свежей нерпы. Доставал табак, протягивал старику, но трубки своей ему не давал и не принимал от него. «Ты почему не берёшь мою трубку?» – обижался Вапыскат. «Она пахнет шкурой чёрной собаки». – «Я её сохранил. Хочешь, покажу?» – «Я и так хорошо её помню». Пойгин блуждал по яранге тоскливым взглядом и думал: «Если бы во сне увидел, что живу в таком жилище, наверно, с ума сошёл бы».

И вот теперь Ятчоль завёл речь о том, что чукчам надо возвращаться в яранги. Странный человек. Именно он ещё смолоду меньше всего старался быть похожим на чукчу, хотел, чтобы видели в нём американца. Потом приноравливался к русским. Противно и жалко бывало на него смотреть…

– Так вот, скоро перейду в ярангу, – продолжал Ятчоль упрямо и нудно. – И сам стану шаманом. Смешно! Столько лет я в бубен твой целился… да что там бубен, в сердце целился, и все пули мои пролетели мимо.

– Не все. Были такие, что рану во мне оставляли…

– Теперь можешь отвечать мне тем же. В газету можешь написать, что Ятчоль сам стал шаманом.

– Не учи меня своим повадкам.

– А твои не лучше. Я знаю, что ты в Москву написал. Ты боишься, что чукчи слишком стали бояться мороза.

Значит, и ты в мыслях хочешь, чтобы они опять вернулись в яранги, чтобы не страшным им казался мороз. Вот я получается: жили мы с тобой жили, спорили, спорили, а стариками стали – и оказалось, что не о чем нам спорить.

Пойгин от негодования какое-то время не мог вымолвить ни слова. Наконец закричал:

– Нет, нам было и есть о чём спорить! Ты первым перешёл в дом и кичился этим. В газету писал, какой ты счастливый в новом жилище. А я не торопился. Я вокруг дома круги делал, как умка, и думал, не разломать ли это жилище… Но раз я вошёл в него, то вошёл навсегда. И обратно в ярангу ты меня не затащишь. Никого не затащишь! Ты и сам не пойдёшь. Просто язык у тебя – будто кусок шкуры на ветру болтается.

– Наверно, ты прав, в ярангу я не вернусь. Я даже не знаю, как её ставить. Забыл. Видно, я самый несчастный в этом мире…

– Ты всю жизнь прожил росомахой! И в дом вошёл с повадкой грязной росомахи. Ты сожрал сам себя. Вот почему ты несчастный.

– Да, я несчастный. Я даже стал бояться мороза… И в капканы мои не идут песцы.

– Твои капканы всегда забиты снегом. Надо чистить их. И если ты завтра не почистишь капканы, за тебя это сделают другие. Они посрамят тебя на весь Тынуп!

– Кто посрамит?

– Те, кто способен тебя посрамить, а в меня вселить добрый дух надежды и гордости.

– Я вижу, ты что-то задумал…

– Да. Задумал. Я задумал кое-кого так разогреть, чтобы навсегда перестал бояться мороза. Что такое чукча-охотник – теперь знают даже там, за дальними горами! Я слышал, какие хорошие слова говорили в Москве о нас, когда мне давали Звезду. Это знак не только для меня, но и для всех нас…

– Для всех? Тогда и мне дай поносить…

– За что? За то, что капканы твои забиты снегом?

– Другим дай.

– Кто захочет достойный… пусть берёт.

– Э, ты знаешь, никто, кроме меня, не попросит. Постесняются. А вот я надел бы. Медаль, правда, у меня есть, помнишь, ещё в войну получил. За хорошую охоту. Как я тогда радовался, что мне воздали почёт! Надо бы почистить медаль, чтобы не хуже твоей Звезды блестела. Почищу и нацеплю, чтобы все видели, что я не хуже тебя.

– Лучше иди и почисти свои капканы.

– В кино не успею…