Белый шаман

Когда Пойгин прилетел в Тынуп, то несколько дней больше молчал, размышляя над тем, какие вести он сюда привёз. Потом день за днём изумлял своих слушателей удивительными рассказами, и каждый раз находил что-нибудь новое, чем мог изумить даже самого недоверчивого и равнодушного. Полгода тому назад написал Медведеву письмо. Артём ответил, что письмо получил, прочёл и очень задумался. Так и написал: «Письмо твоё очень помогло председателю Чукотского окружного Совета. Мы встретились с ним в Москве, куда он приехал по важным делам, и много говорили о тебе. Я дал ему прочесть то, что ты мне написал. Видимо, я смогу скоро сообщить тебе очень важные и добрые вести. И это будет ответом на твоё письмо».

Да, прошло с тех пор не меньше полугода. Пойгин уже думал, что Артём забыл о своём обещании, но вот забеспокоились очочи в районе и сельсовете, начались какие-то непонятные разговоры о его письме в Москву…

9

Ятчоль пришёл в дом Пойгина с расспросами о его письме за два дня до смерти Линьлиня.

– Весь Тынуп о каком-то твоём письме говорит. Почтальон Чейвын больше всех болтает. Кажется, ты очень рассердил многих очочей, – сказал Ятчоль, присаживаясь по своему обыкновению на корточки у порога.

– Почему рассердил?

– Откуда я знаю. Ятчоль потянулся к трубке.

– Удивляюсь тебе. Живёшь в тепле, всегда сыт, кругом чистота. Чай самый лучший – в твоём доме. Звезду получил. Можно сказать, Элькэп-енэр сошла тебе на грудь. Сиди себе, лежи, трубку кури, чай пей. Старик уже. Можно и не ходить на охоту.

– Э, нет, на охоту не ходить для меня всё равно что умереть.

– Ну, ходи, ходи на охоту. Но зачем не в свою нарту впрягаешься? Даже очочей учишь, подгоняешь, стыдишь. Как только они всё это тебе прощают…

– Неглупые люди, потому и прощают.

– А я, по-твоему, глупый?

– Ты хитрый и двоедушный. Опять пришёл ко мне с каким-нибудь подвохом. Кто тебя поймёт, говоришь одно, думаешь другое…

– Я пришёл к тебе просто попить чайку. Никто так не заваривает чай, как твоя дочь.

– Ну, тогда пей чай и молчи. А я буду о Линьлине думать. Что-то странно ведёт себя волк, не собрался ли умирать…

– Ты напомнил о Линьлине, чтобы меня укорить… Не можешь забыть, что я его ослепил. Но я буду пить чай и терпеть твой укор.

– Пей, пей чай и молчи. Так будет лучше.

Чай пили долго, не проронив ни слова, внимательно разглядывая друг друга, будто давным-давно не виделись. Наконец Ятчоль сказал, вытирая руками разопревшее лицо:

– Чаёк ничего. Но бывает у тебя и получше. Видно, пожалела Кэргына для меня заварки покрепче.

Пойгин промолчал, снова наполняя свою чашку. Ятчоль сделал то же самое.

– Говорят, ты плохие слова в письме написал о председателе райисполкома.

Пойгин и на этот раз промолчал.

– Говорят, ты плохие слова написал о Тильмытиле. Говорят, что ты хвастался, будто при тебе артель была хорошая, а при Тильмытиле стала плохой.

– Кто говорит? – наконец не выдержал Пойгин. – Не ты ли? Артель при мне была как оленёнок безрогий, а при Тильмытиле стала как рогатый гаканкор. Вот насколько она стала сильнее. Мог ли я написать, что артель стала плохой?

– Но ты же завидуешь Тильмытилю…

– Я его с детских лет учил. Когда ему было всего пятнадцать лет, я сказал себе однажды: вот кто станет председателем… И не ошибся. Оленей знает так же, как его отец. И охотник не хуже меня…

– Лучше тебя нет охотника. Это даже я признаю… Ятчоль, разогревшись чаем, снял кухлянку, расстегнул грязную, засаленную рубаху.

– Тебе хорошо, ты в чистом, а я уже полгода в баню не ходил.

– Кто же мешает?

– Лень. А может, думы. Часто стал думать… Зачем нас к бане приучили? Помню, когда вымылся первый раз, шёл домой, будто и земли под ногами не было, как птица летел. – Ятчоль расставил руки, изображая крылья. – Даже рассердился. Почему так много лет прожил и не знал до сих пор, какая радость тебя разбирает, когда тело чистое? Теперь всё чаще спрашиваю себя: зачем я всё это узнал? Зачем узнал много такого, без чего чукча раньше обходился? Жил бы себе и жил. Теперь вот вижу, что ты чистый, а я грязный. И завидую, потому что знаю, насколько тебе лучше.

– Тогда, может, не надо было родиться? А то вот родился, стал узнавать, что хуже, что лучше…

– Ты не сбивай меня с мысли. Я ещё не всё сказал. Жили раньше чукчи в ярангах. Что находится там, за самыми дальними горами, не знали. Не знали никакого электричества. Без него я не видел бы, какая грязная у меня рубаха. Теперь вижу. К чему мне это?

– К тому, что если тебе дана жизнь человека, то живи как человек, а не как грязная росомаха. Я не хочу такой несправедливости. Мы родились людьми, но жили, как песцы в норах. Даже в полог входили на четвереньках. Разве это справедливо, разве это не обидно?