Белый шаман

– Вот-вот, потому ты и должен почувствовать себя не маленьким и бессильным в людской толпе, а большим и сильным. Надо слиться душой с этими вот парнями и девушками, с этими вот солдатами, с этими вот двумя стариками, что сидят на лавочке, с каждым человеком из огромной толпы. Слиться душой и каждому пожелать добра…

Пойгин ответил не сразу, как-то мягчея лицом и умиротворяясь:

– Да, ты прав. Надо пожелать всем добра. Для этого надо иметь в себе много добра… Разве они виноваты в том, что не знают, кто я такой? Я тоже не знаю, кто такие те старички… Но мне хотелось бы посмотреть им в глаза. Я белый шаман. Я должен знать, что на душе у каждого человека. А вдруг этим старичкам понадобилась бы моя помощь?

– Ты имеешь право думать, что приходишь на помощь каждому хорошему человеку. Даже незнакомому.

– Почему я могу так думать?

– Ты честно трудишься. Ты делаешь добро. Вот на говорении великих охотников ты будешь убеждать не просто одного, двух людей, а всё человечество, что зверей надо добывать с умом, что, допустим, моржей, медведей нельзя истреблять. Об этом будет твоя речь. Так я тебя понял. И если ты тем самым подвинешь всё человечество хоть чуть-чуть к мысли, что ты глубоко прав, то, значит, сделаешь столько, что это будет даже трудно оценить…

– Разве может понять меня всё человечество?

– Когда говоришь ты, другой, третий, когда собираются вместе такие, как ты, вас не может не услышать сначала наша страна, а через её голос всё человечество. Вы не зря приехали именно в Москву со всего Севера, Сибири и Дальнего Востока.

И уже потом, когда Пойгин сидел в президиуме собрания людей, в руках которых была судьба всего охотничьего и звероводческого дела страны, он понял, насколько был прав Медведев. Здесь происходили именно те говорения, которые необходимо было слышать всем людям на земле. Настоящие охотники, те, кто не только добывает больше всех зверя, но те, кто при этом знает, когда и какого добывать зверя, чтобы не прервался его след на земле. Человек, однажды навсегда потерявший из виду след исчезнувшего зверя, может сам завыть волком от тоски и предчувствия беды: плохо, когда в доме пахнет покойником, а земля – наш дом…

Эту мысль выступавшего на совещании учёного-охотоведа Медведев перевёл Пойгину, и тот подумал потрясённо, чувствуя, что у него пробежал холод по спине: да, такие говорения должно слышать всё человечество. Вскоре и Пойгина попросили высказать свои мысли. Переводил его Артём Петрович, стоя рядом с ним за трибуной.

– Я не знаю, верите ли вы, что в наших северных морях вечно живёт Моржовая матерь. Не каждому дано услышать, как она стучит в ледяной покров, как в бубен. Такое слышишь не просто ушами…

– Как видите, наш славный оратор обращается к человеческой совести, – добавил от себя Медведев, точно переводя каждое слово Пойгина.

– Настоящий охотник должен это слышать. – Пойгин на какое-то время замер, будто вслушиваясь в звуки того символического бубна. – Тогда никто не будет убивать моржей лишь затем, чтобы выломать его клыки. Я не знаю, все ли верят в то, что думы умки порой вылетают из его головы чёрными воронами. Но пусть всё-таки люди послушают, о чём хочет сказать вещая птица. Может, она и вправду – жуткая дума умки. Потому жуткая, что его теперь легко убить с самолёта, из вертолёта. Просто так убить, для забавы, чтобы сначала погонять его по ледяному полю, посмотреть, как он становится на дыбы и ревёт перед смертью. Я когда-то думал, как много на свете птиц, как мало в сравнении с ними людей. Теперь, когда я увидел, как много на свете людей, я думаю, как мало в сравнении с нами птиц. А разве возможно жить и не видеть и не слышать птиц? У нас, на Чукотке, птицы меняют свои крылья. Я видел, как плохие люди скручивают головы птицам, у которых нет крыльев, – гусям, журавлям, лебедям. Пусть эти скверные люди послушают, о чём хочет сказать вещая птица ворон – жуткая дума умки. Если поймут – им станет стыдно и страшно. Я в своих говорениях накликаю вещую птицу на головы таких скверных. Накликаю беспощадно! Я сказал всё.

Пойгин не один раз слышал, как ему рукоплещут люди. Но на этот раз рукоплескания изумили его. Значит, не пустые слова были у него. Значит, разъедутся эти люди по всей стране и скажут, почему и на кого он, Пойгин, накликает вещую птицу ворона. Смущённый и очень обрадованный, Пойгин ступил шаг от трибуны, пробираясь на своё место, и вдруг угодил в объятия учёного-охотоведа. Обнимал его пожилой, седой человек, и чувствовалось, сколько в нём доброты и силы.

Говорения великих охотников и звероводов продолжались два дня. На третий день Пойгин сказал Медведеву:

– Покажи мне те места, куда добирались в войну росомахи.

– Хорошо, покажу. Где стояли насмерть панфиловцы, покажу.

Мчался автомобиль через Москву, Пойгин вертел головой, всматриваясь в громады зданий, в переплетения мостов. На одном из мостов, который, казалось, висел в воздухе прямо над автомобилем, грохотал поезд. Пойгин невольно съёжился, а когда пришёл в себя, сказал: