Пойгин напряжённо всматривался в проходящих мимо людей. На этот раз его поразило, что их так много. Потом, на второй, на третий день жизни в Москве, Пойгин поймёт, что людей тут неизмеримо больше, чем увидел он в те поздние вечерние часы. Да, он знал, что здесь живёт много народу, но что так много – этого он не мог вообразить даже тогда, когда смотрел на небо и думал о звёздной неисчислимости. Оказывается, есть ещё и людская неисчислимость. Это где же взять столько пищи, чтобы всех накормить? Где взять столько одежды, чтобы всех одеть?
Было первое время на душе у Пойгина такое чувство, что он всего лишь крошечная песчинка в этом огромном людском море; и если бы вдруг с ним что-нибудь случилось, ну попал бы под автомобиль, что ли, то никто и не заметил бы его исчезновения в этом мире, кроме Артёма Петровича, который всё-таки знает, что Пойгин не песчинка, а человек. Отчуждённость людской толпы казалась Пойгину невыносимо обидной, он ловил себя на том, что ему хотелось остановить хоть одного человека, заглянуть ему в глаза и спросить: «Рад ли ты меня видеть? Я же первый раз в Москве. Знал бы ты, как я много думал о Москве, когда к ней подступали росомахи». Впоследствии нашлись такие люди, которым Пойгин мог сказать эти слова; чуткий, внимательный Медведев, читавший мысли своего старого друга, испуганного, подавленного чукчи, делал всё возможное, чтобы тот чувствовал себя по-иному. Но это будет впоследствии, а пока Пойгин ощущал себя именно песчинкой. Такая мысль пришла ему в голову уже тогда, когда он остановился перед громадиной-домом, услышав шутку Медведева. «Вот и моя яранга». Ничего себе яранга!
– Где же твой огонёк? – робко спросил Пойгин, задирая, насколько возможно, голову.
– Высоковато. На тринадцатом этаже. Почти под самой крышей. Впрочем, крыши в этом доме нет…
– Как же ты туда ходишь? Помнится, ты не слишком хорошо лазал по скалам, когда мы с тобой подбирались к птицам. Всё за сердце хватался.
– Сейчас увидишь…
В квартиру Артёма Петровича поднимались в каком-то ящике, который неведомая сила поднимала вверх. А ну, ну, что за жилище у Артёма? В нём не однажды жила Кэргына с Антоном, покидая Тынуп и на год, и на два. Артём надавил на какой-то кружочек, послышался звон. Дверь отворилась, и на пороге показалась Надежда Сергеевна. Обняла Пойгина, чмокнула в щёку, потом ещё и ещё раз.
– Ты ли это, гость дорогой? Вижу, устал, очень устал. И, кажется, растерялся…
Пойгин смущённо улыбался и рассеянно вертел головой. Наконец остановил взгляд на яркой люстре в большой комнате. Долго смотрел на неё мигая. Значит, в море огней, которые он увидел с самолёта, светились маленькой звёздочкой и эти огни. Перевёл взгляд на огромные шкафы до самого потолка, заполненные множеством книг.
– Ка кумэй! – изумился Пойгин. – Это сколько же надо жизней прожить, чтобы прочитать столько книг?
– Надо успеть в одну жизнь, – ответил Артём, поглаживая уже седую бороду.
Пойгин знал, что его сват называется учёным, пишет книги о людях, которые живут, как и чукчи, в холодных краях.
За ужином Артём и Надежда Сергеевна расспрашивали о сыне, о внуках, о Кэргыне. Пойгин успокаивал, мол, всё у них там хорошо. Артём кивал головой и приговаривал по-русски:
– Ну и слава богу, слава богу.
– Да, совсем забыл, Антон передал письмо. – Пойгин, изменив своей степенности, суетливо полез в карман, достал письмо. – И Кэргына сказала по-русски… что посылает вам большой привет.
– Спасибо, большое спасибо! – благодарила Надежда Сергеевна.
– Как я хочу их всех увидеть, – вздыхал Артём.
Ночь Пойгин провёл в сновидениях, едва чем-либо отличавшихся от увиденной им яви, в которой тоже всё было фантастично, быстротечно, непонятно.
С этим чувством ехал он утром по Москве вместе с Артёмом Петровичем на говорения великих охотников. Вот когда он мысленно схватился за голову, увидев столько народу на улицах.
– Кто из этих людей знает, что ты есть ты? – спросил Пойгин, удивлённый тем, что на Медведева никто не обращает внимания. Ну, пусть не видят его, Пойгина, он здесь впервые, но Артём-то здесь живёт много лет!
– Знакомого на улице встретить трудно. Даже в доме, в котором живу, далеко не все люди знают друг друга. Но всё равно, если по всей Москве собрать моих друзей, то их будет куда больше, чем жителей в Тынупе вместе с полярной станцией и аэропортом.
Пойгин помолчал, наблюдая из автомобиля за людскими толпами, что-то трудно осмысливая.
– Возможен ли хоть какой-нибудь порядок, когда так много людей?
– Как видишь, ничего плохого на улицах не происходит. Мало того, чем больше людей, тем больше возможности находить рабочие умелые руки, умные головы, добрые сердца. А когда шла война с фашистами… разве не радовало тебя, что у нас было столько воинов?
– Да, когда смотрел в кино, изумлялся и радовался, что у нас так много чельгиармиялит.