Белый шаман

Сон сразу же сморил Пойгина. Косматый кэйнын тревоги не внял его мольбам: начали мучить кошмарные сновидения.

На культбазу Пойгин прибыл в конце третьих суток. Закрепив нарту у какого-то низенького строения, он пошёл бродить среди жилищ с огромными окнами, за которыми не чувствовалось никакой жизни. Окна эти напоминали Пойгину внимательные недобрые глаза, следившие за каждым его шагом. Жилища казались ему огромными и страшно неприютными. Да, он уже видел дом фактории, но тот был круглым и всё же напоминал ярангу.

Медленно переходил Пойгин от жилища к жилищу, пытаясь хоть в малой степени постигнуть тайну их незнакомой жизни, но пока, кроме отчуждённости и глухой вражды, ничего не чувствовал.

Подул ветерок. Над самым большим жилищем затрепетал прикреплённый к шесту кусок материи. Да, это именно то, о чём рассказывал Вапыскат. Долго смотрел Пойгин на этот непонятный для него знак, видимо, имеющий для здешних обитателей какую-то особенную силу. Может, он выполняет роль хранителя очага? Возможно, что своим движением, получив силу любого из ветров, он отгоняет враждебных духов? А что, если на знак этот нельзя смотреть долго, как и на луну? Однако странно, что он всё-таки имеет скорее цвет солнца, а не луны.

Где же здесь заночевать? Постучать во вход одного из деревянных вместилищ? Нет, лучше переспать в снегу. Хорошо бы разжечь костёр, вскипятить чаю, погреться. Но где взять сухих сучьев?

Пойгин подошёл к высокому шесту, подумал, что надо бы срубить его, исколоть. Но это же не просто дерево, которое выросло здесь; такие деревья вырастают где-то далеко-далеко, их стволы иногда приносят сюда морские волны. Значит, шест этот вкопали в землю люди. Зачем? Видимо, на то есть причина. Не на этом ли месте, как рассказывал Вапыскат, Рыжебородый вселяет в детей безумие? Может, потому и следует срубить шест? Почему бы не послать Рыжебородому вызов именно таким способом? Надо всё хорошо обдумать, но сначала необходимо накормить собак.

Когда собаки свернулись в комочки на сон, Пойгин вытащил из нерпичьего мешка небольшой походный топорик и решительно направился к шесту. Обошёл вокруг него, чуть ударил обушком по стволу. Мёрзлое дерево отозвалось глухим звуком. От верхушки шеста почти до самой земли шла верёвка. Пойгин дотронулся до узла на большом гвозде, на котором внизу закреплялась верёвка. Странно, зачем она? Может, это прикол для оленей? Но почему такой высокий?

Пойгину вспомнился рассказ Вапыската о том, как на высокий шест по утрам дети поднимают кусок красной материи. Наверное, потому и нужна эта верёвка. Значит, Вапыскат знал, о чём говорил? Может, и другие вести его вполне достоверны? Что, если и вправду именно у этого шеста в детей вселяют безумие? Но это надо проверить. Да, всё, всё надо увидеть собственными глазами.

Нагнувшись, Пойгин с обострённым чутьём следопыта начал осматривать утоптанный снег вокруг шеста. Да, здесь, видимо, каждый день топчутся многие люди; у шеста снег прибит так, что не различить ни одного следа. Вот здесь, подальше, много детских следов. Не рваные ли у них торбаса, не простуживают ли ноги? Кажется, нет. Всюду следы беспорядочно бегавших людей. Ну что ж, дети есть дети. Хотя Вапыскат, наверное, сказал бы, что здесь совершался танец безумных. А если Вапыскат прав?

Пойгин подошёл к шесту и, размахнувшись, ударил в него топором. Мёрзлое дерево было крепким, и лёгкий топор, зазвенев, отскочил, как от железа. Это лишь разозлило Пойгина. Он ударил топором ещё и ещё раз.

И вдруг позади себя он услышал чьи-то шаги. В мглистом свете луны разглядел огромного человека; одет он был в чукотскую кухлянку, однако на ногах было что-то странное, совсем непохожее на торбаса.

«Рыжебородый!» – пронеслось в уме Пойгина.

– Ты пришёл, гость! – поздоровался по-чукотски человек, замедляя шаг.

– Да, – промолвил Пойгин, отвечая на приветствие.

– Почему же не вошёл в моё жилище, как я вошёл бы в твоё?

– Я не знаю, как входить в твоё жилище.

– Потому и решил разжечь костёр?

– Да, я хотел срубить шест и разжечь костёр.

Пока происходил этот разговор, Пойгин разглядел лицо пришельца: сомнений нет – это Рыжебородый.

– По твоему лику… и ещё по тому, как ты обут, – ты пришелец, – сказал Пойгин, стараясь, чтобы голос его звучал если не с вызовом, то и не очень расположительно. – Почему разговариваешь так же, как разговариваю я?

– Я научился твоему разговору.

– Зачем?

– Чтобы ты меня понимал, а я понимал тебя. Пойгин задумчиво помолчал, разглядывая ноги пришельца, наконец спросил:

– Во что ты обут?

– Это называется валенки. Они не так удобны, как торбаса, однако в них довольно тепло. Войдём в моё жилище, я напою тебя чаем.

– Нет. Я не могу войти в твоё жилище, – несколько помедлив, ответил Пойгин.

– Почему?

– Недобрые вести о твоём деревянном стойбище смущают меня.

– Вот как! В таком случае ты должен на всё посмотреть сам.

– Я потому и приехал.

– Начнём с моего очага. Там ты можешь согреться и утолить голод, – Рыжебородый широким жестом показал на жилище, над которым развевался красный кусок ткани.