Белый шаман

А Вапыскат и вправду в своих предсказаниях был беспощаден. Вот уже и пятое имя выкликает он громко, с каким-то мстительным упоением, и снова тот же приговор:

– Он умрёт! Нарта оказалась легче былинки, летящей по воздуху в осеннюю пору. О, горе вам, безрассудные отцы и матери! Сами породили детей, сами обрекли их на смерть!

– Нарта в твоих руках лжёт! – воскликнул Пойгин, склоняясь над чёрным шаманом. – Я проверю её предсказания заново!

Вапыскат медленно поднял голову, глядя красными щёлками на Пойгина снизу вверх, тихо спросил:

– Это ты посмел своим громким голосом отвлечь меня от похоронного прорицания?

– Я!

– Как ты смеешь, подлый потакальщик пришельцам?

– Нарта в твоих руках лжёт! --упрямо повторил Пойгин, чутко улавливая в людской толпе поддержку. – Уступи место мне…

И закричали люди:

– Уступи!

– Пусть спросит нарту Пойгин!

– Пусть Пойгин! Он никого никогда не пугает!

Вапыскат медленно поднялся, отряхнул колени от снега; было видно, что он растерян и никак не может найти выход из унизительного положения. Пойгин чувствовал на себе взгляды людей, полные благодарности и надежды. Но не все смотрели на него с надеждой – у иных во взгляде был только страх. Рырка и Эттыкай смотрели на Пойгина так, будто они ослепли от ненависти.

Вапыскат выбросил перед собой руки и медленно двинулся через толпу, выборматывая невнятные говорения. Остановившись у яранги Рырки, громко сказал:

– Я вас не пугал, я просто предрекал, что должно случиться помимо моей воли. Будет всё так, как предсказала в моих руках похоронная нарта! Запрягите моих оленей. Я оскорблён! Я буду мчаться отсюда прочь быстрее самого сильного ветра!

Но никто не бросился запрягать оленей чёрному шаману, все смотрели на Пойгина. Даже хозяин стойбища Рырка, которому следовало бы обеспокоиться, что дорогой ему гость оскорблён и хочет уехать, – даже он не двинулся с места, дожидаясь, что скажет нарта в руках Пойгина.

Сбросив с себя малахай, Пойгин опустился на колени, обхватил оголёнными руками копылья нарты и назвал негромко имя сына Майна-Воопки.

И напрягся Пойгин. Покраснело от натуги его лицо, даже пот выступил на лбу. Да, да, это был пот! И руки Пойгина, сильные руки его, напряглись, как это бывает, когда надо сдвинуть огромную тяжесть. Да, нарта была тяжела, неимоверно тяжела! Сдвинуть её даже такому сильному, здоровому человеку, как Пойгин, оказалось не так-то легко. Значит, Омрыкай будет жить. И люди, не скрывая радости, зашумели:

– Будет жить!

– Будет!

– Нарта в руках Пойгина не лжёт! Он никому не желает зла.

Тяжко вдавливая полозья в снег, нарта едва-едва сдвинулась с места и снова замерла.

– Будет жить! – наконец изрёк и Пойгин.

– Он умрёт! – пронзительно закричал Вапыскат: непонятно было, как мог возникнуть подобный голос в такой чахлой груди.

– Будет жить! – ответил ему Пойгин, вытирая пот со лба.

И ещё четыре раза двигал нарту Пойгин, искажая лицо от натуги, и провозглашал:

– Будет жить!

А Вапыскат тыкал в сторону толпы костлявые кулачки и кричал так, что закипала слюна на губах:

– Умрёт! Умрёт! Умрёт!

Пойгин встал, преисполненный печальной, как и подобает на похоронах, и торжественной доброты.

Рырка отделился от толпы, подошёл к Вапыскату взбешённый и растерянный: встать открыто на сторону чёрного шамана означало бы разделить с ним поражение, нанесённое Пойтином, не поддержать его – значит признать победу дерзкого поклонника солнца. Нет, с этим мириться дальше немыслимо, надо сделать так, чтобы Пойгин уже никогда не увидел нового восхода солнца.

– Жаль, что ты не задушил его шкурой чёрной собаки, – сказал он тихо, чувствуя ещё большее унижение оттого, что вынужден говорить эти слова чуть ли не на ухо оскорблённому гостю.

Отыскав в толпе Эттыкая, Рырка кивнул ему головой, приглашая в свою ярангу для уединения. Смущённый и озадаченный поступком Пойгина, Эттыкай пробился сквозь толпу и только после того, как очутился в яранге Рырки, сказал:

– Я уж и не знаю, каким арканом можно связать этого анкалина. Лучше бы он жил у себя на берегу и охотился на моржей.

– Лучше бы его увезти на похоронной нарте, как сейчас повезут Рагтыну! – наконец словно спустил себя с аркана Рырка. – Это ты спас его от шкуры чёрной собаки! Хочешь перехитрить самого себя…

Долго пререкались главные люди тундры, стараясь расставить хитроумные капканы Пойгину. Сошлись на том, что вынашивали уже давно: принудить Пойгина поднять винчестер на Рыжебородого. Или смерть Рыжебородому, или смерть самому Пойгину – третьей тропы в этом мире у него быть не должно. Когда они вышли из яранги, цепочка похоронной процессии была уже далеко. Рагтыну увозили на высокий холм, открытый всем ветрам…

12

Семерых учеников забрали родители из интерната культбазовской школы, и не было никакой уверенности, что завтра не приедут за другими.

– Артём Петрович, нельзя, нельзя отдавать детей! – выходил из себя Журавлёв, удивляясь спокойствию начальника культбазы. – Это развал школы… Против нас действуют враждебные силы, а мы сидим сложа руки…

– А ты собираешься давать рукам волю?