Белый шиповник. Сборник повестей

- Ничего нет лучше спокойной совести! - сказал дядя Толя, когда мы вышли за ворота лагеря.

- Это точно! - согласился я.

- Даже и мне на душе полегчало, как ты признался.

Дорога шла через лес, и солнце, которое уже повернуло на закат, светило сквозь деревья. Я ещё никогда не был в таком лесу, и мне здесь всё нравилось.

Какие-то птицы перелетали и свистали в кустах, высоченные сосны качали головами, жёлтые стволы их казались золотыми у вершин.

А за лесом был луг, и невидимые кузнечики стрекотали так, что звенело в голове.

- Здесь ходить безопасно! - сказал дядя Толя. - Здесь в прошлом годе сапёры всё вычистили. Уж возили они, возили этих мин да снарядов! Всё лето по ночам только и слышно было, как в карьере бабахало! Теперь у Берёзовки поля чистят. Я дня три назад ездил, так у них там гадости этой железной - горы!

- И оружие есть?

- Да там танки целые в земле закопаны, не то что оружие, век бы его не знать! Тут после войны жители по верёвке ходили.

- Как это?

- А вот так: пройдут сапёры, протянут тропу, верёвками, значит, её огородят, вешками, вот народ вешек этих и придерживается. Чуть в сторону - подорвёшься. Сейчас-то уж всё разминировали, немножко совсем осталось. А то и хлеб сеять негде. Вот за тем леском одно поле и осталось…

Мы вышли к реке. Она широко разлилась по топким лугам.

- Обожди-ко маленечко! - сказал дядя Толя. - Я сапоги сниму. Ну-ко тяни.

Я тянул изо всех сил. Стащил сапог с одной ноги, потом с другой. Дядя Толя закатал брюки, я тоже было хотел снять сандалии.

- Не надо! - сказал он. - Не разувайся, я тебя переносу.

И не успел я возразить, как он поднял меня на руки.

-Эва! Лёгонький-то ты какой! Как перышко. Каши, что ли, мало ешь? Держись за шею. А то скользко тут. Дно глинистое.

Я обхватил его руками, и он понёс меня, осторожно нащупывая ногами дно.

Я касался его колючей щеки, от него пахло махоркой и потом. Если был бы жив мой папа, у него тоже были, наверное, такие крепкие руки!

У дяди Толи была тёмно-коричневая от загара шея, вся в складках и морщинах И я вдруг подумал, что он очень старый. Виски у него были совсем белые, а вокруг глаз мелкие морщинки, словно в стекло камешком попали и трещины пошли.

И совсем он не дядя, он - старик! И мне стало его так жалко, что я невольно обхватил его ещё сильнее.

- Не бойсь! Не бойсь, не сроню! Дошли ужо, - запыхавшись, проговорил он. - Вот недельки через две мост доделают, тогда через брод ходить не надо будет, - сказал он, на берегу вытирая ноги портянками и обуваясь. Помолчал и задумчиво протянул: - Да, кабы не война, мог бы у меня твоих лет внучок быть! Свободное дело.

- Когда я вырасту, - сказал я, - я изо всех сил постараюсь, чтобы стать героем!

- Ну? Это зачем же?

- Чтобы всем, кто меня любит, был почёт и уважение во всём мире! Я один раз видел, как бабушку на машине с почётом везли: у неё сын Герой Советского Союза. И ещё я заработаю много денег. Куплю маме пальто! А то она в шинели ходит. Как пришла с войны, так в этой шинели и ходит. У других тётенек пальто и шляпы, а у моей мамы только шинель перешитая! Я куплю ей пальто первым делом. И вам куплю всё, чего вы хотите! Вы что любите?

- Спасибо, сынок! - ответил дядя Толя каким-то странным, сиплым голосом и положил мне руку на плечо. - Мне ничего не надо. У меня всё есть. Я всем довольный.

- Я вам десять пар сапог куплю!

- Да куда мне десять? Ног-то у меня только две! - засмеялся дядя Толя.

- А вы своим друзьям отдадите!

- Эва! - опять засмеялся старик. - У меня в живых-то один дружок Коля-мордвин, ему и двух сапог много, он с фронта на деревянном коне приехал.

- На каком?

- На одной ноге, а другая - деревянная.

- Да я вам чего хотите подарю!..

- Так уж подарил, - сказал дядя Толя. - Ты хоть бы не забыл меня. Вырастешь, приедешь в гости - вот мне будет радость.

- Ох, как я к вам приеду! С оркестром! Может, даже на коне! Когда я вырасту большой, мне бабушка разрешит папину кубанку каждый день надевать! Я приеду в кубанке! Как раз у меня голова тогда подрастёт. В этом году за то, что я первый класс с почётной грамотой окончил, бабушка дала её один раз перед зеркалом поморить, но она мне велика. Очень красивая кубанка, белая с красным верхом. Настоящая казачья военная кубанка, но мне ещё пока велика.

Я вспомнил тот день, когда бабушка внимательно прочитала почётную грамоту и надпись в книге, которую я получил за успешное окончание первого класса, за отличные оценки в учёбе и примерное поведение. Потом сняла фартук, причесалась, достала из комода папину кубанку и надела мне на голову.

Эту кубанку привезли папины товарищи после войны и сказали, что папа велел мне передать, когда умирал в госпитале. И вот я надел её первый раз в жизни! И голова моя утонула.

Кубанка пахла дымом и ещё каким-то запахом, который я раньше никогда не встречал.

- Я похож на папу? - спросил я, смотрясь в зеркало.

- Вылитый, - ответила бабушка. И, уткнувшись в донышко кубанки, заплакала.

- Приедешь - и хорошо, - сказал дядя Толя. - Вот за разговорами и дошли незаметно. Вон деревня.