Если говорить в рамках исторического дискурса вокруг Российской империи, то я подразумеваю наличие монарха и конституции. Монарха как того, кто выражает волю, и является гарантом конституции. Насчёт крепостничества, я считаю, что аграрная держава должна заниматься сельским хозяйством эффективно. Я считаю крепостничество неэффективным. Поэтому я за свободное крестьянство, которое имеет возможность торговать, имеет возможность возделывать собственное поле. Я разделяю взгляды Столыпина по аграрному вопросу. Я за хуторян. Главное, чтобы [крестьянство] имело самоуправление с точки зрения возделывания земли и продажи продовольствия. Здесь я против крепостничества как сословия. Я за крестьянство, как сословие в том смысле, что крестьяне не должны покидать своих полей, переставать заниматься землей в угоду каким-то ремесленным или торговым делам. Обязанности должны быть закреплены за людьми конкретными.
Да, можно так сказать.
Традиционные ценности я понимаю как следование традиции, установившейся в определенной территории. Традиционные ценности делятся на несколько уровней. Можно заговорить о, скажем так, «федеральном уровне», о Русской православной церкви. Это участие в таинствах, посещение церкви, выполнение обязанностей религиозных и так далее. И есть местные традиционные ценности: песнопения, какие-то местные праздники. Существуют праздники, которые возникают в память о местных событиях. Таких, например, очень много в Смоленске, они связаны с большим количеством осад, которые выдерживал город. Там часто отмечают победы над Польшей. Остальная Россия не празднует победу с Смоленском над Польшей, но Смоленск часто это делал. Очень важно краеведение, чтобы люди знали и ценили местные праздники, ритуалы.
Например, моя дача находится под Псковом, там есть свой местный христианский праздник, Параскева Пятница. В других местах он вообще не празднуется.
Вот это такое своеобразное краеведение, которое привязывает человека к краю, делает место, в котором он живёт, живым. И так можно сказать про каждую территорию, просто это нужно знать […]. Это — местный уровень традиционности, он обязан присутствовать в традиционном обществе и напрямую связан с традиционными ценностями. Это невозможно восстановить, поэтому придётся опираться на «федеральный уровень», на религиозность.
Я религию считаю живой, не второстепенной. Религия предлагает несколько этических, моральных и философских установок, которые объединяют население, не только живущее сейчас, но и жившее раньше. То есть у нас есть заповедь, условно «не убий», но это действительно моральная ценность, не материальная, а духовная ценность. Она отражена в христианстве, такая есть и во многих других культурах, но важно сохранить и другие более сложные ценности, которые проявляются в менталитете человека. Но активную религиозную жизнь я считаю тоже условием исполнения традиций и включаю в традиционные ценности. То есть недостаточно не быть геем, чтобы придерживаться традиционных ценностей. Нужно совершать таинства, исполнять духовные практики, совершенствоваться и так далее. Это всё обязательно.
Современное общество страдает от потери идентичности в связи с открытием огромного количества источников. Из каждого утюга мы можем услышать про геев и йогу, зачастую одновременно. Люди, к сожалению, дезориентированы, особенно сильно — на постсоветском пространстве в связи с провалами крупнейших советских гуманистических проектов. Но в других частях мира тоже от этого страдают, в США страдают, в Германии от этого страдают. Гуманисты XX века заманили человека в ловушку, создав кучу нелепых совдеповских, гитлеровских и американских конструктов, которые несколько десятилетий пожили и умерли. В связи с этим люди потеряли нравственные ориентиры. И традиционные ценности выступают здесь как нечто нравственное. Нравственные ориентиры — основа и поддержка: [и] как культурная практика, и как инструмент для объединения, [в том числе против местечкового] сепаратизма.