Белый вождь

Сейчас же после появления Гомеца затрубил рог, и на площадь выступил отряд солдат. Они вели пленника. Руки его были крепко связаны за спиной.

Новость распространилась с невероятной быстротой, и вскоре на площадь высыпал народ, стремившийся хоть одним глазком взглянуть на знаменитого сиболеро.

Но не он один вызвал это всеобщее любопытство. Другой отряд вел под конвоем двух пленниц, одна из которых возбуждала не меньше интереса, чем сам сиболеро: это была его мать. Все глаза со страхом останавливались на ней, и ее встретили злобными криками:

– Смерть ведьме! Сжечь ее на костре!

Слезы и отчаяние ее дочери не смягчали черствых сердец этой фанатической толпы, и некоторые кричали даже:

– Смерть обеим! Сжечь на костре мать и дочь! Солдатам пришлось вступиться за своих пленниц, чтобы толпа сама не расправилась с ними, и обеих женщин поспешно отвели в тюрьму.

К счастью, Карлос ничего не видел. Он даже не знал, что его мать и сестра тоже арестованы. Он думал, что их оставили в ранчо и что ненависть его врагов не простиралась на его семью.

ГЛАВА LXIII

Арестованных женщин заключили в тюрьму Калабозо, Карлос же был переведен в крепость: опасались, что из тюрьмы ему удастся бежать.

Ночью его навестили комендант и Робладо. Им не терпелось поскорее насладиться унижением своего врага. Осушив по нескольку стаканов вина, они с компанией приятелей отправились в камеру, где содержался Карлос. Осыпая его оскорблениями и всячески издеваясь над ним, пьяные негодяи изощряли свою изобретательность в язвительных нападках на беспомощного врага.

Карлос долгое время не отвечал им ни слова. Наконец одна из грубых шуток Вискарры вывела его из себя. Он ответил Вискарре насмешками над его обезображенным лицом. Это привело коменданта в такую ярость, что он с кинжалом в руках бросился на связанную жертву. Робладо едва удалось оттащить прочь рассвирепевшего зверя. Его с трудом убедили, что убивать сейчас Карлоса нет смысла, так как это лишит их предстоящего удовольствия. Однако Вискарра не успокоился, прежде чем не ударил в лицо своим тяжелым кулаком беззащитного пленника.

– Пускай живет, – сказал Робладо, – завтра его ожидает недурное зрелище, ха-ха-ха!

И пьяные негодяи, шатаясь, вышли из камеры, оставив Карлоса размышлять о последних словах Робладо.

Сиболеро думал о том, какое «зрелище» они готовят для него? Что это зрелище будет устроено специально для него, ему было ясно. Он не ждал милосердия ни от гражданских, ни от военных судей и пришел к заключению, что обещанным ему зрелищем будет его собственная казнь. Он мучился всю ночь. Его терзал не страх за свою участь, нет, он думал о тех, кто был ему дороже жизни.

Утренний свет забрезжил сквозь узкую решетку тюремного окошка. Карлосу не приносили ни пищи, ни воды, он не слышал ни слова сочувствия, его грубые тюремщики даже и не глядели на него. Никто не справлялся о нем в тюрьме, словно все забыли о нем.

Наступил полдень. За пленником пришли и, окружив отрядом солдат, повели куда-то. Куда? Неужели на казнь?

Карлосу не завязали глаз. Он видел, что его ведут в город, на площадь. На ней было необычайное стечение народа. Вся площадь, крыши – все было запружено людьми. В город, казалось, явились жители всего селения. Зачем же они теперь толпились здесь? Очевидно, в ожидании какого-то необыкновенного зрелища. Но какого? Может быть, Карлоса собираются подвергнуть пытке на глазах всей этой толпы? Этого легко можно было ждать.

Карлос слышал ропот и выкрики толпы, начавшей бесноваться от злобы при его появлении. Его отвели в тюрьму Калабозо.

Там Карлос упал на грубую скамью: связанные руки и ноги мешали ему сидеть прямо.

Бедного сиболеро оставили одного в камере. Солдаты, конвоировавшие его, вышли, заперев за собой дверь на ключ. Двое из них остановились за дверью, звеня саблями и разговаривая друг с другом. Это была стража.

Карлос несколько минут лежал неподвижно в каком-то оцепенении. Он был разбит духовно еще больше, чем физически. В первый раз в его жизни им овладело глубокое отчаяние.

Он размышлял. Больше ему не на что было надеяться. Говорят, что, пока человек жив, его не покидает надежда, но это неверно. Карлос был жив, а надежда покинула его. Он знал, что ему не удастся бежать. Его слишком заботливо охраняли. Враги так долго охотились за ним не для того, чтобы упустить его снова из рук. Об их милосердии, о прощении он не думал ни секунды.