Белый Z на лобовой броне

Возмущенное фырканье, но не дергается. Понимает его правоту. И включила инстинкт самосохранения – уже неплохо. Виталий же пребывал в раздумьях, и мысли, пришедшие в голову, были не самыми веселыми.

Он и впрямь не соврал Тамаре: ему не было жалко тех, кого здесь и сейчас положат. И потому, что был циником, и потому, что сталкивался с выходцами с этих мест раньше. На Кавказе, например. Или в Грузии, когда именно они управляли зенитными установками и качественно подпортили кровь русской авиации. Тем более у этих умников в качестве гимна вместо «помершей щени» сейчас куда лучше смотрелось бы «а тому ли я дала».

Так что какая жалость? Какие сантименты? Увольте. Конечно, решать, что с ними делать, будет не он, на то есть специалисты покомпетентней, однако и за несовпадение мыслей с генеральной линией партии никто не осудит.

Так вот, жалости не было, а вот трезвый расчет был. И он не говорил – орал, что фото и видеоматериалов вряд ли окажется достаточно. Люди верят в то, во что хотят верить. А учитывая, что весь мир сейчас желает поражения России, для ведения нормальной информационной войны требуются воистину железные доказательства. И он их добудет!

– …А ты сидишь здесь, – приказал он Тамаре, закончив объяснять диспозицию.

– Но…

– В глаз дам.

– Шуточки у тебя…

– А я серьезно. Просто без обид – надо же, чтобы кто-то присмотрел за журналюгой. Да и, случись что, ты будешь мне обузой.

– Да я…

– Ты – женщина. Женщины в рукопашной всегда будут уступать мужчинам. Это природа, так что прими как данность.

– Шовинист!

Тамара надулась, однако спорить больше не стала. Умом-то понимала, что Виталий прав. А эмоции… Да что эмоции, сдерживать их девушку учили.

Виталий усмехнулся:

– А ты стринги взяла?

– Чего-о?

Посмотрев на охреневшее лицо напарницы (вот так и надо менять ход мыслей собеседника, тут основное – сделать это внезапно), Третьяков пояснил:

– Ну, мы же вроде как в походе. А, как известно, если девушка взяла в поход стринги, то палатку и консервы ей тащить уже не требуется.

И пока она морщила лоб, отчаянно пытаясь найти достойный ответ, сделал ей ручкой и растворился в темноте.

Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать. Дурацкая присказка упорно лезла в голову, пока Виталий осторожно, низко пригибаясь и ныряя из овражка в овражек, добирался до окраины поселка. Здесь, на этой стороне, отблески пожаров выглядели чем-то далеким и нестрашным. Разве что мокрый от недавно прошедшего дождя асфальт блестел, как соплями намазанный.

Оно и понятно, сжигать населенный пункт целиком как-то нефотогенично. А вот покрытые копотью развалины на фоне «чудом уцелевших» кварталов – это интереснее. Видно, что представление ставил не какой-нибудь дилетант, а профессиональный режиссер, которого стоило бы взять за жабры да подвесить на кукан. Ничего, все еще впереди.

На окраине села все выглядело нереально тихим и пустынным. Даже собаки не лаяли, и Виталий очень быстро понял почему, наткнувшись на еще не остывший труп одной из них. Крупная холеная немецкая овчарка лежала, ощерив зубы, на пороге дома, который она так и не смогла защитить.

«Прямо как немцы в ту войну», – чуть отстраненно подумал Виталий. Собак перестреляли, ну а людей, соответственно, погнали участвовать в своих игрищах. И понятно было бы, если чужих, а то ведь своих… У некоторых наверняка кто-то служит в их поганой армии.

До площади, где, судя по выстрелам, как раз сейчас начиналось самое интересное, Виталий добрался без проблем. Если кто-нибудь и уцелел в этих местах, то предусмотрительно «заховался у бульбу» (с учетом весны, в прошлогоднюю, хранящуюся в подвалах) и носу наружу не казал. К слову, в такой ситуации весьма разумное поведение. А когда идти оставалось с полсотни метров, разведчику улыбнулась удача.

То, что у противника дисциплина не всегда на высоте, ясно было изначально. Не может армия, занимающаяся мародерством, быть в этом плане эталонной.

В Отечественную советским солдатам запрещалось грабить немцев не только и не столько из соображений коммунистической сознательности или грядущей высокой политики, а чтобы предотвратить сползание армии в хаос. И по той же причине не карали за мелкое мародерство: солдат, что-то прихвативший у врага, в своем праве, а угроза наказания не позволяла ему переступить через гибельную черту и сохраняла дисциплину. Здесь же…

В общем, шлепает по улице не слишком-то и могутной детинушка да тащит пару сумок типа «мечта оккупанта». Прямо челноки из девяностых вспомнились, аж слезу от ностальгии выбило. Не по временам, а по ушедшей молодости.

Возможно, Третьяков немного поосторожничал бы, осмотрелся, но тут мародер поставил сумки и, даже не оглядевшись вокруг (темно, плохо видно, но все же…), принялся справлять малую нужду на ближайший забор. Еще и посвистывал при этом себе под нос что-то укропатриотическое. И это вызвало у Виталия совершенно непрофессиональную реакцию. Проще говоря, взбесило.

– Ну, я тебе сейчас устрою веселье, сепулька ты со свистком, – едва слышно пробормотал он себе под нос, одним рывком выбираясь из укрытия.