– Ну, а теперь слушай меня, парнище. У тебя два варианта. Или ты отвечаешь на все вопросы, или тоже отвечаешь на все вопросы, но вид у тебя будет совсем нетоварный. И в первом случае, если у тебя будут важные сведения, тебя продемонстрируют журналистам… Которым ты все честно расскажешь и как минимум до этого момента будешь жив-здоров. Или твои ответы пропишутся исключительно в документах для служебного пользования. Выбирай.
Пленный, очевидно, так и не осознавший серьезность своего положения, нагло скривил губы:
– По-москальски не разумию.
– Ай, какая жалость. – Виталий развел руками. – А я не владею вашей дивной поросячьей мовой. И изучать ее нет времени. Придется учить говорить на человеческом языке тебя. И так как времени у меня не так много, применим мой эксклюзивный метод экспресс-обучения. Да ты не волнуйся так, я преподаватель со стажем. У меня на экзамене и не такие разговаривали.
С этими словами Виталий поставил носок ботинка на мошонку собеседника и слегка нажал. А потом не торопясь, плавно увеличил нажим. И продолжал этим заниматься до того момента, как тот заорал благим матом, всеми силами демонстрируя готовность к сотрудничеству. На чистом русском, к слову. С гэканьем, конечно, однако такую малость уже можно было не учитывать.
– Что случилось? – поинтересовалась вышедшая из-за машины Тамара.
– Небольшой урок русского языка. Видишь, клиент только что ни слова не знал, а сейчас уже всему научился. Я талантливый педагог.
Действительно, в таланте ему было не отказать. Убедившись, что гуманностью в отношении пленных здесь и не пахнет, и понимая, что запросто может лишиться какой-нибудь не слишком важной, но дорогой как память части организма, Богдан Ковальчук предпочел больше не злить Третьякова и с готовностью выбалтывал все, что знал.
Не так много и знал, правда, но все же что за нацбат работал в селе (не «Азов», конечно, менее известный, но в остальном такой же), что у него за командиры, откуда прибыли и прочую информацию он выдавал не запираясь. «Хероизм» его кончился, как только выяснилось, что картинные позы не оценят, и Виталия это вполне устраивало.
Гонор немного вернулся к пленному, когда подошел Леоне. То, что перед ним иностранец, националист определил влет – это у них было, похоже, на уровне инстинктов. Видимо, он был уверен, что при иностранце, да еще корреспонденте газеты, бить его не станут. Говори, что хочешь, тронуть не осмелятся.
Такое отношение к иностранцам Виталий когда-то видел не раз. Только вот сейчас не времена позднего СССР и даже не девяностые, поэтому в России отношение к гостям, будто к священным коровам, давно осталось в прошлом.
Витторио, к слову, тоже отнесся к нацисту без малейшего пиетета. Просто выключил телефон и отвернулся, всем видом говоря: «А вот смотрел в другую сторону и видеть не мог».
Третьяков понимающе кивнул, залез в машину и после недолгого ковыряния в салоне извлек резиновый коврик. Довольно грязный и не очень подходящий для его целей, но ничего более удобного не нашлось. Все же новая машина, полезными мелочами обрасти не успевшая.
Ничего, справился. Всего-то и надо было свернуть кусок плотной резины в трубочку, после чего с чувством приложить сию икебану к почкам собеседника. Не много, пару раз, но зато с размаху, от всей души.
После этого гонор испарился, зато желание сотрудничать просто зашкаливало. И репортаж у итальянца вышел – просто загляденье. А главное, в нужном ключе, все как положено.
Когда пленный выдохся, точнее, ответил на все вопросы, какие только смог, разом потерявший к нему интерес журналист подошел к Виталию.
– Очень много интересного… Наши правительства врут.
– Надо же, догадался, – саркастически усмехнулся Третьяков. – Это можно было понять сразу же.
– И как?
– Как узнать, что политики обманывают? Все просто, у них шевелятся губы. Верная примета.
Витторио пожевал губами, видимо, пытаясь разобрать смысл фразы. Потом хохотнул – разобрал, видать. Вздохнул.
– Мы за них не в ответе, а страдаем…
– Как раз в ответе. Сами ж выбрали.
– Я даже на выборы не хожу.
– Кто-то из сильно мудрых политиков сказал: плохих правителей выбирают хорошие люди, которые не ходят на выборы. Как-то так.
– И что теперь?
– Теперь? – Виталий усмехнулся. – Теперь вам всем стоило бы подумать о последствиях. Не экономических даже…
– Оружием грозить будете?
– Можно и им, – задумчиво кивнул Виталий.
– Небось, ядерным? Так ваш Путин и решится его применить.
– Ну, почему же ядерным? И к чему такой скепсис? В арсенале есть игрушки куда более изощренные. Вы помните, как называли показанное нашим президентом оружие мультиками? И как вам эти мультики теперь?
– Вы тогда ловко провели весь мир… – поморщился Леоне.
– А раз мы такие умные и хитрые, то подумайте сами: вдруг у нас в загашнике найдется что-то, не показанное даже в мультиках?
– Не удивлюсь… У вас есть что-то конкретное?
– Извольте. Помните, как в одиннадцатом году цунами накрыло «Фукусиму»? Ну, АЭС в Японии?
– Помню. И что?