Белый жеребец

— Поразительно точное и красочное описание, — усмехнулся он. — Специально для журналистов.

— А что такое там, повыше над землей, нечто вроде приподнятой танцплощадки?

— Перекрытие, которое лежит на сваях? — спросил Буров. — Так это же пол первого этажа. Под ним должна быть воздушная прослойка, иначе на первом этаже было бы сыро.

— Вот как? Словно избушки на курьих ножках. Собственно, все здесь как бы из сказки, правда? И такой дом никогда не развалится?

— Да нет, что вы, — ответил Володя весело. — Надо только строить как следует.

— А до чего странно выглядят дома здесь! Когда мы вышли из самолета и я увидела их, они показались мне какими-то необычными. И мне подумалось, что архитекторы, скорее всего, допустили ошибку, забыв про трубы. Это так и бросается в глаза.

— Это заслуга Володи, — заметил Буров. — Еще до того, как были разработаны планы эксплуатации месторождения и строительства города, началось строительство ЛЭП от Чернышевского, от Вилюйской плотины сюда — пятьсот километров через дикую, нетронутую тайгу. В Богатыре будет тридцать пять тысяч жителей, и город строится сразу же, с самого начала так, чтобы в домах был полный комфорт. Все дома здесь будут отапливаться электричеством.

Наташа снова с интересом взглянула на Володю, он смутился.

— С ума сойти. Сейчас, в этом доме, мне просто не верится, что я на Крайнем Севере. На улице арктический мороз, а здесь приятно и так тепло. — Она сияла жакет, бросила его на край диван-кровати и обвела взглядом комнату. — Скорее можно подумать, что мы в Москве. Или в номере какой-нибудь пражской гостиницы.

Наташа любила напоминать о своих путешествиях. Говорила о них при каждом удобном случае. Она знала также массу всяких историй и сплетен о личной жизни известных актрис, молодых поэтов, художников и всегда держалась с таким видом, словно и сама принадлежала к этому обществу.

— Где вы жили в Праге? — спросил Володя, когда после ужина они удобно расположились в креслах у торшера, попивая коньяк.

— На набережной. Недалеко от Карлова моста.

— В Праге мне очень понравилось, — сказал он. — Особенно те старые улочки, где у каждого дома красивые разноцветные фасады и каждый дом носит какое-нибудь название: «У рыбы», «У ключа», «У льва»… У каждого дома над входом свой «герб» — металлический или в виде рельефа на фронтоне. Мне понравилось там гораздо больше, чем где-либо в Соединенных Штатах или Канаде. Прага — это город, у которого есть душа.

Она взглянула на него удивленно и даже несколько недоверчиво.

— Вы были в Соединенных Штатах и в Канаде?

— Они купили наш патент, — ответил Володя. — Способ строительства плотины в зоне вечной мерзлоты. Здесь, на Вилюе, в таких условиях электростанция строилась впервые в мире.

— Поразительно, — вырвалось у нее. — Обязательно расскажите мне об этом, хорошо?

Его слова произвели на Наташу такое впечатление, что Бурову, который до сих нор слушал с довольным видом, разговор стал неприятен.

— Отчего бы и нет, — согласился Володя. — Но прежде как следует осмотритесь вокруг. Вы должны, Наташа, получше узнать людей и условия жизни здесь, на Севере. Это взаимосвязано, это нельзя отделить одно от другого.

Он повидал немало журналистов, которые приезжали сюда, когда строилась гидроэлектростанция, и, по правде говоря, не очень-то любил их. Он всегда считал, что о любом деле может и должен писать лишь тот, кто его действительно хорошо знает. Никогда и ни в чем не терпел он поверхностного, халтурного отношения.

— Я бы хотела узнать немного и о вас. О вашей жизни, Владимир Андреевич. — Она с ослепительной улыбкой взглянула на него. Ее глаза, обычно холодные и настороженные, поголубели. — Кое-что мне о вас уже рассказывали.

Володя закурил. Он предложил было сигарету и Наташе, но она, поблагодарив, отказалась.

— Я привыкла курить «Кент».

— Привычка — вторая натура, — усмехнулся он.

Наташа, пожав плечами, закурила свою сигарету.

— Ну так как же, Владимир Андреевич? — вернулась она к прежнему разговору.

— О чем это вам говорили? — спросил он.

— О вас, о строительстве плотины. Что это было не очень-то легкое дело.

— Да, — неохотно протянул Володя. Он был немного не в своей тарелке.

— Тут такая удивительная, такая настоящая жизнь. И мне кажется, что мало кто ее знает. Ну, конечно, кино, телевидение — но такие вещи на экране… — Она махнула рукой. — Я знаю, как это делается. Но здесь люди действительно гордятся своей жизнью. И им есть чем гордиться. Это, наверно, удивительное чувство — когда на каждом шагу видишь, как прямо под руками в пустынной глуши рождается что-то новое.

Она стряхнула пепел с сигареты и положила руку на ручку Володиного кресла. Володя испытующе посмотрел ей в лицо.

— Что? Разве я сказала что-нибудь плохое? — спросила она.

— Нет, — ответил он. — Почему вы спрашиваете?

— Вы так странно посмотрели на меня.

— Странно? Нет. Я только думаю, что вам бы не надо торопиться с репортажем. Прежде чем писать, надо многое узнать. Это должно было бы стать правилом, всегда и всюду.

Она снова закурила.

— Мне кажется, что вы не очень-то любите журналистов, Владимир Андреевич.