Белый жеребец

Из комнаты вырывались в ночь густые клубы пара. Он сразу же замерзал, подобно выдохнутому воздуху, и еле слышно, с легким шелестом звенел. Мороз постепенно поглощал клубы, мелкие осколочки льда и пар растворялись в дрожащем воздухе, и на чистом небе стали отчетливо видны звезды. Они светились резким светом. А внизу, у реки, неподалеку от того места, где вчера сел их самолет, горели огни. В ярком свете фонарей он заметил на освещенном снежном пространстве огромные резервуары горючего. Несколько в стороне сгрудились грузовые машины, уткнувшись моторами в широкую трубу, обогреваемую электричеством. Машины походили на стадо крупных укрощенных животных, собравшихся в стойле у кормушки. Остроумное и практичное устройство. Шоферы легко могут завести мотор и в шестидесятиградусный мороз.

За грузовыми машинами тянулись склады, валялись балки, трубы, ящики, бочки и бревна; над всем этим вздымались плечи портальных кранов, тут и там виднелись всевозможные механизмы, укрытые тряпьем и заиндевевшим брезентом.

И над рекой, где на большом пространстве между оставшимися островками заиндевелых лиственниц раскинулась огромная строительная площадка, тоже горели лампочки. Он смотрел на дрожащее марево света, на лес железобетонных опор, тут и там соединенных перекрытием. На стройке пылало несколько костров. Те, что были поближе, казались огромными, в них весело вспыхивало пламя, а те, что подальше, походили на маленькие огоньки и почти сливались со звездами. Звезды и костры.

У Володи возникло ощущение, что рой этих огней образовал новое, неизвестное созвездие.

Послышался хорошо ему знакомый звук мотора тяжелого грузовика — машина шла, выбирая дорогу между выбоинами и кучами смерзшегося снега, а затем остановилась у костра, вокруг которого неторопливо двигалось несколько фигур. Володя видел, как рабочие принялись разгружать машину.

Потом заработал пневматический молот, заглушив звук мотора. Около костра, в том месте, где работал мотор, тоже двигались люди.

Володя поежился от холода. Его взгляд скользнул по натянутым как струна электрическим проводам, укутанным плотным слоем морозно искрящегося инея. По ним, по этой длинной магистрали, проложенной между холмами и долинами, от Вилюя струилась энергия, которая помогала пробуждать здесь жизнь. Как это все удивительно! Еще мальчишкой, сидя у лесопилки на прогретых смолистых досках, он часто представлял себе, как рождаются города. Много лет спустя он узнал, что это происходит совсем иначе, особенно здесь, на Севере, где все так быстро меняется, буквально каждый день. Но эти истины он открыл намного позднее.

Володя закрыл окно. Сильный будет мороз, подумалось ему. Видимо, опять похолодало.

Из ванной доносился плеск воды — пока он стоял у окна, Буров забрался в ванну.

Володя вспомнил, что и Наташа тоже пошла принять ванну и теперь, скорее всего, нежится в горячей воде, лакомясь шоколадом. Журналистка… Каких рассказов она от него ждала? О чем? О том, что ему довелось пережить с тех пор, как он впервые очутился в этом краю, и здесь, у Вилюя, реки, о которой он прежде никогда не слышал, началось строительство плотины? О том, как тут жилось? Наташа не первая спрашивает его об этом, до нее уже многие хотели, чтобы он рассказал что-нибудь о себе. Но он не мог постичь, объять всего, что было связано с его жизнью, полной до краев. Тысячи ежедневных и ежечасных впечатлений, случаев, происшествий и перемен составляли не просто содержание его жизни, они изменили его в корне.

Тогда он стоял на пустынном каменистом берегу Вилюя, в глубине дикой тайги, а маленький «Ан-2», который высадил их на узкой длинной косе вместе с рюкзаками, палаткой, припасами и легкой надувной лодкой, уже кружил далеко в пронизанном солнцем, сияющем воздухе. Самолет на прощание покачал крыльями и исчез. Они остались одни. Их было четверо, и им предстояло найти на этой незнакомой суровой реке место, подходящее для строительства плотины и электростанции, потому что в ста с лишним километрах отсюда геологи открыли крупное месторождение алмазов. Стояло жаркое лето, с болот поднимались тучи комаров, а они день за днем брели вдоль Вилюя, изучая его берега. А когда спустя несколько недель, опухшие и обессиленные, вернулись к скалистой расщелине неподалеку от той косы, где их высадил самолет, то уже знали, что единственное место, подходящее для строительства плотины, именно здесь. Ему было двадцать пять лет, и он всего два года работал инженером. Когда их расчеты подтвердились, в Иркутске началась подготовка строительства.