Бен

— Чёрт, парень, — произнёс Кейдж. Он пытался восстановить дыхание и медленно вытащил член. Бен обмяк и свисал со своего подвесного устройства, с капающей из задницы спермой его Дома. Развращённый и крайне истощённый, он даже не пытался помочь, когда Кейдж снял защёлку, которая держала распорку на крюке. Его руки будто кричали, когда ноги осторожно опустились.

— Я тебя держу. Всё хорошо, — пробормотал Кейдж на ухо Бену. Ступни его ног касались толстого мата на полу, но ноги Бена его не держали. Он продолжал опускаться на пол, сначала на колени, а затем на ноющую задницу. Потрёпанный матрас отделял его кожу от шероховатого бетонного пола. Напряжение верёвки, связывающей его руки, исчезло, и Бен упал спиной на сильную грудь. Он глубоко дышал через нос, пока Кейдж ослаблял ремни, держащие кляп в его рту. Когда кляп исчез, Бен хватал ртом воздух, пока его челюсть до костей охватывала боль, и Кейдж сжал его крепче.

— Не торопись, — властная нотка в голосе Кейджа заставила Бена подчиниться. Он положил голову на большую грудь мужчины и ждал. В какой-то момент тишина сменилась резкой встряской; Бен не знал, когда именно, но слышал биение сердца Кейджа. От прохладного воздуха вентилятора по его коже бегали мурашки, и он вздрогнул. — Закрой глаза, малыш.

Бен зажмурил глаза под повязкой, когда ремни, впивающиеся в его кожу, ослабли и упали. Яркий свет давил на его закрытые веки и угрожал пробраться сквозь них. Требовало больше сил, чем у него было, чтобы заставить глаза приоткрыться, и Бен сразу же закрыл их снова. Все части его тела болели, и он не хотел пока сталкиваться с реальностью.

— У меня здесь есть немного воды. Тебе нужно попить.

Бен кивнул, и к его губам прижалась бутылка. Прохладная вода словно амброзия окатила его пересохший язык и губы. Кейдж сначала позволил ему делать только маленькие глотки, но затем слегка наклонил бутылку и дал напиться. Сердцебиение Кейджа заполнило разум Бена, выталкивая все остальные мысли, пока он отдыхал рядом со своим Домом. «Ещё нет. Я не могу думать об этом. Пожалуйста, ещё несколько минут». Неожиданно, рука погладила его по голове, медленными кругами обводя его скальп. Бен только утром побрил голову, как делал каждые несколько дней, и тактильная нежность успокаивала его. У него вырвался тихий стон, когда он подвинулся ближе к Кейджу. Обычно Дом не допускал такого типа нежности, какую проявлял в этот момент, но для Бена сеанс выдался тяжёлым, и ему нужно было нечто большее. Кейдж не мог знать о ней, но был невероятно проницательным. Бен чувствовал его беспокойство в мягких, заботливых прикосновениях.

— Наклонись вперёд, малыш. У меня есть кое-что для твоей спины, — власть в голосе Кейджа заставила его опуститься вперёд, прежде чем он успел понять, что это значит. А затем он сразу же дёрнулся обратно, его дыхание выходило резкими вздохами паники. Кейдж не мог забрать это. Боль должна была продлиться, ему нужно было напоминание. Ему нужно было жжение на то время, когда он снова останется один.

— Нет, я не хочу этого, — твёрдо сказал ему Бен и попытался развернуться, чтобы спрятать свою содранную кожу. От внезапного движения боль прострелила его от плеча до колена, и Бен сжал челюсть, чтобы не всхлипнуть. Снова бросая вызов свету, он открыл глаза, моргая от резкой яркости. Перед глазами появилось суровое лицо Кейджа. Ярко-голубые глаза, похожие на глаза Бена, но более опасные, выражали ярость от того, что Бен посмел поставить под сомнение его приказ. Которая стрижка чёрных волос обрамляла суровое лицо, которое повидало слишком много дерьма в жизни.

— Никакого непослушания, чёрт возьми! Не знаю, что за дерьмо творится у тебя в голове, но сабы не уходят отсюда раненными. Ты мой мальчик и не выставишь меня в плохом свете, — прорычал Кейдж, с уверенностью положив сильную руку на загривок Бена и толкая его вперёд. Бен неохотно закрыл глаза от боли, закипающей в его груди, пока Кейдж осторожными пальцами мазал его спину. Бена окружил слабый запах лекарства, и он оплакивал потерю даже малой доли отвлекающего жжения в спине и ногах. Боль держала его приземлённым. Если бы он сосредоточился на этой боли, то не пришлось бы думать ни о чём другом.

— Прости, Кейдж, — машинально сказал Бен. Его Дому потребовалось больше тридцати минут, чтобы позаботиться о на удивление целой коже Бена, стереть боль с его плеч и руки и убрать инструменты после их дневного сеанса. К тому времени, как Бен оделся и стоял на жаре позднего лета среднего запада во дворе Кейджа, его сердце снова болело. Он перебирал пальцами резинку для волос в кармане своих джинсов, пока Кейдж запирал святилище гаража, прежде чем встать рядом с ним.