Вышла Лорна. Она была счастливой и разгоряченной, глаза ее светились.
- Как хорошо, правда, Бен? Здорово, что мы сюда приехали.
- А друзья, которые остались там?
- Ну да, мне было грустно их покидать. Но ведь появятся новые друзья. Я так много узнала, многому научилась. Дома это было бы невозможно. И ты тоже, Бен. Ты тоже сильно изменился.
- Я?
- Конечно. Ты повзрослел и стал каким-то мудрым, что ли. Ты изменился больше всех. Каин это тоже заметил.
Человеку трудно судить о том, как он меняется. Опыт, конечно, я кое-какой приобрел. Долго ехал на Запад, сражался с индейцами, отвечал за пропитание нашего поселка, работал, думал, наблюдал. Обрабатывая дерево для дома или моста, человек на самом деле работает над собой. В нем таится особый материал, который может принять любую форму. Беда в том, что работа над собой никогда не прекращается и можно не заметить, что тебя все тащит и тащит в одну сторону.
- Никак весны не дождусь, - сказала Лорна. - Очень хочется побродить по горам.
- Будь осторожна. Там можно наткнуться на индейцев. - Я помолчал. - А меня весной тут не будет. Уеду сразу после Рождества.
- Как это?
Я рассказал о наших планах и о предстоящем путешествии в Орегон. Стало холодно, и мы пошли в дом.
На крыльце я оглянулся. Там, на тропе, что-то было. Черная точка, тень. Потом эта тень круто изменит мою жизнь, хотя сейчас я об этом не догадывался. Видел только, что там появилось нечто, чего не было раньше.
За поясом у меня был револьвер. Если пойду за ружьем, нарушу общее веселье. Я сказал Лорне, что сейчас вернусь, закрыл за нею дверь и подошел к краю террасы, чтобы удостовериться, что это не обман зрения. Правую руку сунул за пазуху, чтоб не замерзли пальцы, - вдруг придется стрелять - и стал осторожно спускаться вниз по тропе.
Тень не двигалась. Положив руку на револьвер, чтобы можно было вытащить его быстро и незаметно, я подошел поближе.
На тропе лежал человек, а над ним, склонив голову, стояла лошадь. Похоже, он свалился с седла. Наверное, он был ничего себе парень, раз лошадь от него не сбежала.
Не опуская револьвер, я склонился к лежащему и сунул руку ему под куртку. Сердце слабо билось, а рубашка была вся в засохшей крови. Человек не просто замерзал, он был ранен.
Я взвалил его в седло и, придерживая рукой, дернул поводья. Лошадь быстро пошла к поселку.
Я внес раненого в дом Джона Сэмпсона, при свете очага снял с него куртку и накрыл бизоньей шкурой. Зажег свечу, придвинул котел с водой поближе к огню и внимательно вгляделся в лицо раненого. Красивое и тонкое лицо с аристократическими чертами, волосы цвета гречишного меда, а усы чуть темнее. Казалось, ему около тридцати пяти, а может быть, и меньше.
Я осторожно его приподнял, стянул пиджак тонкого сукна, потом пропитанный кровью жилет и ремень ручного тиснения. Часы у него были дорогие и такие красивые, каких я в жизни не видывал, а револьвер - хорошо смазанный и в отличном состоянии. Он явно знал толк в оружии.
Я снял с него галстук и воротник. Похоже, раненому нужна помощь посерьезнее, чем та, что я мог оказать. Нужно звать Сэмпсона, он лучше всех умел лечить раны и болезни.
Я отвел лошадь в конюшню, распряг ее, обтер сеном и задал ей корму.
В доме Макенов стихла музыка. Все сидели за столом. Рут протянула мне полную тарелку, но я мотнул головой и, поймав взгляд Джона Сэмпсона, отозвал его к выходу. Когда я шепотом рассказал ему о раненом, он отставил тарелку и отправился со мной. Молодежь не обратила на нас внимания, но Уэбб и Каин заметили.
Оставив Джона с раненым, я пошел в конюшню. Удивительно, что мог делать этот человек в нашей глухомани, не взяв с собой даже одеял? Седельные сумки оказались тяжелыми. В одной обнаружилась редкая для наших краев вещь несколько чистых белых носовых платков, - и двенадцать обернутых бумагой цилиндриков, по сорок золотых монет в каждом.
Была там и книга на иностранном языке, и газета из Сан-Франциско, несколько мелких монет да пачка писем. На конверте значилось:
"ДРЕЙК МОРЕЛЛ
ОТЕЛЬ "ПАЛАС"
САН-ФРАНЦИСКО"
Имя это я где-то слышал. Я раскрыл газету. Она была двухмесячной давности, но почти совсем не истрепанная. Вряд ли она пробыла при нем долго. Дальше я увидел заголовок:
"МОРЕЛЛ ОСУЖДЕН К ПОВЕШЕНИЮ"
В газете писали, что Морелл убил человека, и притом не одного. Приговор ему был вынесен двадцать девятого августа. А сейчас оставалось лишь несколько недель до Рождества.
Я уложил газету обратно в сумку вместе с другими вещами. Вынул из чехла винчестер Морелла и вернулся в дом.
Морелл был раздет до пояса, и Сэмпсон уже успел смыть кровь.
- Пуля прошла навылет, - сказал он. - Но он потерял много крови и теперь в тяжелом состоянии.
Он посмотрел на сумки раненого.
- Там бритвы нет, случайно? - спросил он.
- Нет... бритвы нет, - удивился я.
- Что-то тут не так, - сказал Сэмпсон. - Одеял при нем нет, а брился он не позже, чем вчера. Где же он останавливался?
Морелл вдруг шевельнулся и что-то пробормотал.
- Я подогрею суп и кофе, - сказал Джон. - А еще я нашел вот это. - Он показал на стол.