Его приверженность религии основывалась скорее на убеждении, что она — полезное и практичное средство принуждать людей лучше себя вести, чем на представлении о том, что она дана свыше. Как-то он написал письмо, возможно, отправленное в 1786 году Томасу Пейну, в ответ на рукопись, в которой едко высмеивались религиозные обряды. Франклин просил своего адресата не публиковать еретический трактат, но аргументировал свою просьбу тем, что публикация может иметь вредные последствия, а не тем, что идеи ложны. «Для вас может оказаться нетрудным вести добродетельную жизнь без помощи религии, — писал он, — но подумайте о том, как велика доля слабых и невежественных мужчин и женщин и неопытной и неосмотрительной молодежи обоих полов, которые нуждаются во влиянии религии, чтобы удерживаться от порока». Кроме того, отмечал он, личные последствия для автора, вероятно, будут неприятными. «Тот, кто плюет против ветра, плюет себе в лицо». Если письмо действительно адресовалось Пейну, то оно возымело действие. Пейн долгое время готовил беспощадную атаку на организованную форму религиозной веры в виде книги, получившей позже название «Век разума», но воздерживался от публикации этого сочинения еще в течение семи лет, почти до самой своей смерти[609]
.Наиболее важная религиозная роль, исполненная Франклином — она имела исключительное значение для формирования новой просвещенной республики, — это роль апостола религиозной терпимости. Он жертвовал средства всем религиозным конфессиям Филадельфии (так, в апреле 1788 года пожертвовал пять фунтов на строительство новой синагоги для секты
Итог его религиозных воззрений был подведен за месяц до смерти, когда он отвечал на вопросы преподобного Эзры Стайлса из Йеля. Франклин начал с пересказа своего основополагающего кредо: «Я верю в Единого Бога, Творца Вселенной. Он управляет ею по воле Своего провидения. Ему мы должны поклоняться. Наилучшее наше служение Ему состоит в том, чтобы делать добро другим Его детям». Эти убеждения фундаментальны для всех религий, все прочее — просто дополнительные украшения. Затем он ответил на вопрос Стайлса о том, верит ли в Иисуса, и сказал, что такой прямой вопрос задается ему впервые. Предоставленная Иисусом система моральных принципов, ответил Франклин, была «лучшей, которую когда-либо видел или увидит мир». Но на вопрос о божественном происхождении Иисуса он дал на удивление искренний и ироничный ответ: «У меня есть, — заявил он, — некоторые сомнения в божественности Его происхождения, хотя я не могу выносить безапелляционных суждений, поскольку никогда не изучал проблему. Считаю, что сейчас задавать мне этот вопрос не нужно — вскоре я ожидаю возможности узнать истину более легким способом»[611]
.Последнее письмо, написанное Франклином, адресовано Томасу Джефферсону, его духовному наследнику в деле распространения веры в разум, эксперимент и терпимость, присущей веку Просвещения. Джефферсон заехал навестить Франклина и привез ему новости от друзей во Франции. «Он последовательно вспомнил всех, — отмечал Джефферсон, — с быстротой и воодушевлением, казалось, невероятными с учетом его слабеющих сил». Джефферсон похвалил его за успешное продвижение с автобиографией, которая, как он предсказывал, окажется очень поучительной. «Я не могу судить о ней сам, — ответил Франклин, — но дам вам образец». С этими словами он вытащил лист бумаги с описанием последних недель переговоров в Лондоне с целью предотвращения войны и настоял на том, чтобы Джефферсон сохранил его на память. Затем Джефферсон задал вопрос об одной секретной проблеме, требовавшей разрешения. Какие карты использовались для указания западных границ Америки на переговорах о мире в Париже? После того как Джефферсон ушел, Франклин изучил вопрос и написал свое последнее письмо. Его разум был достаточно ясен, чтобы описать с достаточной точностью происходившие дискуссии и использовавшиеся карты с указанием рек, впадавших в залив Пассамакуодди[612]
.